АльteRNatива - стр. 29
Ко мне на живот запрыгнула Беатриса и стала мяться лапами, немного выпуская когти.
– Больно, – проворчал я.
Выбрав удобное место, кошка улеглась и тихо заурчала.
Лёжа на спине, я смотрел в потолок и продолжал думать. Пять минут назад мне хотелось спать, а вот теперь я бодр и никак не могу отпустить мысли. Когда все возможные варианты предстоящей встречи с Антоном Маратовичем были передуманы, подошла очередь для размышлений об Ангелине Шубиной и подлом Самсоне Штерне.
Потом я подумал о предстоящем учебном годе и о том, как закончив его, я вместе с остальными поступлю в Военное училище, как реализуются мои мечты. Но тут я снова вспомнил про слова Нины Павловны о дезертирстве и о возможной реакции Антона Маратовича, если она ему всё-таки позвонила и если он сочтёт наш поступок недопустимым для военного человека.
Тогда Маратович пошлёт нас куда подальше, и в военное училище поступить мы не сможем. И, стало быть, я тоже не смогу. Что я буду делать в этом случае? Если не стану военным, то кем я буду? Завхозом как отец, или бухгалтером как мать?
В голове зазвучали слова одной из дискотечных песен лагеря: «да у тебя же маа-ма педааагог, да у тебя же паа-па пианист». Я решил попробовать перефразировать эту строчку на свою ситуацию, но мама бухгалтер и папа завхоз никак не попадали в рифму. Тогда я стал искать другие слова, пока не нашёл самые, как мне показалось, смешные: «да у тебя же маа-ма педооофил, да у тебя же паа-па педераааст».
Это меня позабавило, и я тихо посмеялся, после чего, скинув с живота кошку, лёг набок лицом к стене, положил под голову ладонь и, наконец, забылся коротким сном.
Проспал я минут пятнадцать, но даже в этот краткий промежуток мне снились сны. Мне вообще почти всегда снятся сны, но большинство из них я никогда не запоминаю. Я проснулся от резкого звонка телефона, который висел на стене в прихожей.
– Алло, – ответила мама. – Да, здравствуйте, конечно. Спит сейчас.
Я понял, что разговор идёт обо мне. Если бы это звонил кто-то из друзей, сейчас бы уже она повесила трубку, потому как я сплю и позвать меня к телефону нельзя. Но разговор продолжился, и мне стало страшно. Я решил, что звонит Нина Павловна, она всё-таки решила рассказать о нашем проступке. Я стал вслушиваться, но мама молчала, вероятно, говорили на том конце провода.
Наконец, она сказала:
– Да, я поняла. Хорошо. Обязательно передам, спасибо. До свиданья.
Я быстро посмотрел в сторону Бога и перекрестился три раза по три.
Мама вернулась на кухню.
– Кто там звонил? – услышал я голос отца.
– Преподаватель из их клуба, – ответила мать. – Просил передать, что первые занятия у них начнутся на следующей неделе.
– Раньше школы что ли?
– Наверное.
У меня отлегло от сердца, я бодро встал и вышел из комнаты.
– Кто звонил, мам? – спросил я, будто ничего не слышал.
– Антон Маратович ваш, на следующей неделе начинаете занятия.
– А.
– Но завтра мы на дачу едем, ты помнишь? – поинтересовался отец.
О, конечно помню б…, зло подумал я, игнорируя вопрос.
Но он не унимался:
– Костя?
– Да, папа, я помню, – сдерживая раздражение, ответил я.
– Вот и хорошо, родителям тоже надо помогать.
Он озорно посмотрел на меня поверх газеты, как бы давая понять этим своим взглядом, что прекрасно уловил моё возмущение, но сорвать дачные планы не позволит.