Алмаз. Апокриф от московских - стр. 28

Несмотря на то что он сделался монархом, бывший принц Уэльский, а ныне Эдуард VII, не думал отказываться от своего звания законодателя мод. На этих днях он заказал бархатные отвороты для рукавов своего сюртука. Идея имела успех в кругах Вест-Энда. Магазины Бонд-стрит в тот же день выставили несколько дюжин готовых сюртуков с бархатными отворотами. Эдуард VII не забывал, что он был принцем Уэльским.

В то время как московская жизнь складывалась преимущественно из выборов, задержаний преступников и обезвреживания адских машин в домах государственных деятелей и присутственных местах, а также из таких прозаических вещей, как лечение сифилиса и гонореи, судя по рекламным объявлениям в прессе, английская общественная жизнь пучилась имперскими амбициями и общественной деятельностью. Английское общество никак не могло прийти в себя от результата дарования Трансваалю конституции. Первый кабинет Трансвааля целиком состоял из бывших бурских генералов и чиновников с бурским генералом во главе. Шовинисты называли это вторым Колензо. Опытные политики полагали, однако, что буры у власти окажутся британскими патриотами. Многие англичане ощущали патриотическую гордость, утверждая, что-де одна Англия во всем мире может делать такие опыты. Пессимисты, напротив, предвидели недалекое отпадение Южной Африки.

После каникул с разрешения короля собрался Парламент. В палате общин депутаты резко отзывались о злоупотреблениях и расхищении народных денег комиссариатом в Южной Африке. Лорд Бальфур заявил, что специальная комиссия палаты займется расследованием этого дела, а пока обвиняемые офицеры будут уволены от занимаемых ими должностей. Всем было ясно, что войну надо заканчивать.

Налогоплательщикам надоело читать об инсургентах, и они стали задавать неудобные вопросы о целевом использовании средств. В палате общин вызвал оживленные дебаты вопрос о том, что желательно увеличить повинности колоний. То есть политическая цена, больше похожая на шантаж, вспучилась, как дрожжевое тесто, и всем заинтересованным стало понятно, что пора приступать к выпеканию пирога, достойного аппетитов метрополии. И правительство Трансвааля взялось за дело.

Хроникер продержался в Африке без малого два года и под новый, наступающий 1907-й запросился домой. Он, видите ли, соскучился по снегу. По водке тоже соскучился с соленым груздем. Даже красавица из племени химба, обмазанная с головы до ног красной глиной и научившая Адаманского настоящему хлааба-уфф-уфф, что обошлось ему в одну местную корову, не смогла удержать его меж своих жарких длинных ног. Виски в горло уже не лезло, вельд кишел ядовитыми змеями, в реке на простого мотыля ловились гигантские крокодилы. И надобно было еще исхитриться удрать от своего улова, бегавшего посуху со скоростью псовой борзой.

Из конверта сыпался песок, что должно было, по мнению Адаманского, убедить мецената экспедиции в трудностях быта хроникера. Уара удивляло, что камень так долго не дает о себе знать. Местонахождение его по-прежнему оставалось неизвестным ни любопытствующей публике, ни пронырливым репортерам. Ясно было только одно: черного континента камень не покидал. Пользы от командировки хроникера Уару не было никакой, поэтому он согласился оплатить его возвращение, и в начале января Адаманский прибыл наконец в Москву.