Альманах. Автор года 2017 - стр. 6
хмелем пьянят после воздуха чистого
винных подвалов густые пары…
Экскурсоводы, туристы, развалины,
бархат платана столетней коры,
старые окна с сакральностью ставенной
смотрят сквозь щёлки в другие миры…
Горная речка мостами и скалами
шумно плутает к подножью горы.
Бочки дубовые с винами алыми
важно хранят наливные дары.
В Мельнике, пробуя… улицей… заревом…
в городе сказочном правим пиры!
Горы и ветер, сентябрь и Болгария
к нам бесконечно и щедро добры.
Жеравна
Мой восторг, мой респект с любопытством, Жеравна!
Чистый воздух и прелесть кафе на двоих.
Здесь прохладно и зябко. Но люди, как лава,
заполняют зигзаг переулков кривых.
Этих стен деревянная шероховатость,
эти камни фундаментов древней поры,
многоцветных ковров неподдельная радость
и сбегающий ветер с вершины горы.
Мы замёрзнем, мы будем искать утешенье
в тёплом чае и в тёплом пожатии рук.
Мы забудем в Жеравне свои пригрешенья,
по музеям пройдя исцеляющий круг!
В каждом доме для нас открываются двери
той Болгарии славной любви и тепла,
и мечты о заветной и попранной вере,
чем страна в угнетённые годы жила…
До слезы. До влюблённости проникновений
в суть истории жизни любимой страны —
щит заборов и стен, и к свободе стремлений,
что на эркере дома особо видны.
Покидаем Жеравну. Простимся с друзьями.
Обещаем не рвать понимания нить.
До подножья горы долетает за нами
дымный запах таверн, чтоб его не забыть.
В этом доме
В этом доме мне рады. Готовят еду,
наливают ракию в большие стаканы.
Если вдруг занемог, ослабел на беду —
приобнимут за плечи, поддерживать станут…
В этом доме, на Бога надеясь, живут,
наливают и пьют без остатка «на здраве».
Здесь лелеют тепло и домашний уют
на краю у села, у столетней дубравы.
В жизни всяко бывает: друзья предадут,
отвернутся внезапно родные с упрёком, —
в этот дом на окраине ноги ведут
на подножии горном Сакара далёком.
Я сюда прихожу, чтоб пополнить любовь,
ощутить бескорыстия тёплые руки —
вне сезона в году, в день недели любой, —
и страдаю, болею от долгой разлуки.
Принимай меня, дом! Завершивши полёт,
я тяну свои руки к кистям винограда…
Здесь неслышное время тихонько течёт
за столом у друзей – а другого не надо!
В микрофон
Хозяин дома протянул мне микрофон.
В моей деревне за столом – родные лица.
И паутинкою сентябрьскою кружится
диск осветителя, подчёркивая фон.
Хозяин дома говорит мне о любви
(в награде этой, априори, неповинна!)
людей в деревне. Золотятся вина.
Свисают кисти винограда. – Ты живи,
пиши стихи и книги лет до ста!
Читай их нам – мы любим, как читаешь,
и знаем, что болгарский понимаешь
без переводчика – ведь речь любви проста…
Я отвечаю на наречьи близких душ.
Моя подруга всё синхронно переводит.
И смысл, и речи понимает вроде
ивритоговорящий верный муж.
И в микрофон, и без – с деревней говорю,
с людьми и с полем, с лилией на речке,
о широте натуры человечьей —
портрет Болгарии бесхитростной творю!
Роман Смирнов
Дожди Елабуги
А стоит ли дальше, а нужно ли
искать этой жизни резон?
Уходит дорога зауженно,
спускается за горизонт.
Эй, ворон, чего начертил ещё?!
В ночи не видать ни черта!
За мной, мои сёстры, в чистилище, —
гордыня, тщета, нищета!
Не первая и не последняя,
меняя простор на постой,
в закатный придел поселения
вхожу прихожанкой простой.
А если в землицу ложиться мне,
то так, чтоб «ищи-не ищи».
Покроет Россию божницами
души переломленный щит.