Аллегро - стр. 51

– Нет, нельзя… Да и переводчика там не будет, – ответила Гейл.

А-а-ах, какой убойный ответ! В «десятку» просто. Тут и капитан скис – и руки, и голову опустил, словно говоря: вот так всегда, как что-нибудь интересное, так без него. Жаль!.. Да и другие присутствующие достойно оценили свои нулевые языковые шансы – никаких.

– Смирнов, ваш товарищ, очень, я думаю, достойно будет представлять военный оркестр и всю страну, – добивала лейтенант Гейл. Добила, можно сказать.

Хотя именно с последним доводом, не все были согласны, далеко не все… Были в оркестре – все знали – и более проверенные в разных житейских обстоятельствах музыканты. Ну, там, закадрить кого на спор; не закусывая, тоже на спор, изрядно выпить, но домой доползти; от двух-трех «крутых» пацанов отмахаться; по мотивам выступлений Жириновского речь где не попадя толкнуть; чечётку какую, хоть на столе сбацать, не говоря уж об игре на своём инструменте… Но, как видно, альтернативы в данной ситуации не было, дублер – не космос – не планировался, саморекламы не требовалось. Но неожиданно сработал армейский неписаный закон: «сам погибай, но товарища выручай», а может и мужская солидарность проявилась: уступи дорогу товарищу…

Уж если не они, так пусть хоть он – молодой этот… Сал-лага! Отличится, выступит!!

Гейл, между тем, не обращая внимания на разочарованные переглядывания музыкантов оркестра, достала из своего «бэга» маленькую дамскую сумочку, извлекла из нее книжку-открытку, авторучку и что-то быстро-быстро написала. Сложив открытку, встала и подошла к рядовому Смирнову:

– Итс май инвитейшн фор юр, солджез Смирнов. Плиз.

– Тенкс!

– Я за вами заеду в восемнадцать часов тридцать минут. Хорошо? – это она произнесла конечно же на своём английском, категорически непонятном для всего оркестра. Музыканты только глазами следили за их разговором, как незанятые теннисисты за прыгающим пластмассовым шариком в чужой игре. Как отодвинутые…

– Ай доунт ноу… – мялся Смирнов. – Мэй би!.. – Я не знаю… Наверное.

Капитан-переводчик, потеряв профессиональный интерес, механически переводил их разговор.

– … она за ним заедет в 18.30, сказала.

– Гуд бай, мэйджор! Бай, джелемен! – прощалась уже со всеми музыкантами Гейл.

Музыканты оркестра – провожая, грустно поднялись.

– Одну минуту, Гейл, – остановил подполковник. – «Встречный», – коротко бросил музыкантам.

Те, с готовностью, стоя, взяли инструменты на изготовку. Дирижер, подняв руки, резко отмахнул. Грянули звуки встречного марша. Марша восторга и уважения. Торжества воинской силы и духа. Марша справедливости и марша любви… Музыканты, исполняя и слушая, упивались звуками этой музыки. По их глазам видно было – вот какой должна быть музыка, вот как должны звучать военные марши. Наши марши, российские марши! Это вам, девушка, не какая-нибудь там, понимаешь ли, иноземная «тинь-пинь-дяо». Это звучит, слышите – Его Величество Военный Духовой Оркестр! Живьем, звучит, живьем!

Слушайте… Любуйтесь…

– Грандиозно! Супер грандиозно! – как призывая небо в свидетели, выслушав, воскликнула Гейл.

– Да, мы знаем, Гейл, что всё у нас супер-пупер!.. – снисходительно согласился дирижер.

– Спасибо, господа музыканты. Она вообще теперь, говорит, влюблена в вашу музыку. Любит российскую музыку… военную музыку, – почти синхронно переводил капитан.