Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950 - стр. 12

Сегодня была на молебне.

Не без волнения вступила я на «гимназический порог»; 3 месяца – шутка ли – не бродила взад и вперед по коридорам! Встреча, «самая [нрзб.]» была шумная, приветливая! А хорошо в гимназии44! Ах, хорошо! Кажется, если бы не учить каждый день уроки, так хоть еще 5 лет сидеть за партой! Хохотали, дурили, целовались до одуренья. Но впечатлений мало! Прошлые года как-то больше выносилось впечатлений. Да, все, все раньше было лучше. С молебна зашла к Жанне45: у нее разборка, грязь! В 12 часов она зашла за мной: мы поехали на Кузнецкий, потом в Охотный, закупили кое-что и вернулись домой. Часа в 4 пришел Володька Фюрган46 ([Хмелевский]). Он просидел до 6. Я занимала его тем, что сватала ему своих приятельниц, но он сказал, что я  лучше их всех! Мне польстило, что он по-прошлогоднему продолжает «отваливать» (гимназическое выражение) мне комплименты. Выпроводив его, пошла к Зелинским47, но никого не застала. Потом пошли с Жоржиком48 гулять; у самого дома встретили Костю49– он направился к нам. Вместе пошли на Тверскую; там встретили много знакомых, гимназисток, вообще оживление царит везде! – не приведи Бог! А хорошо! Какой-то подъем духа чувствуешь, когда перед глазами толпа, шумная, веселая, движущаяся толпа! Люблю толпу! Ничто не дает «настроения», кроме толпы! Под «настроением» я подразумеваю такое душевное состояние, когда человек не знает, что ему с собой делать! Душа как бы вырывается из тела, как бы ищет чего-то, сердце больно, больно сжимается, как в тисках, хочется чего-то такого… сам черт не разберет чего… [Слово вымарано.] [и кажется, что. – вымарано] и плакать хочется, и хохотать, и танцевать, и молиться… Все это сливается в один безумный порыв, с неудержимой силой охватывающий все существо… человек теряется… думать, рассуждать не в силах!! И подобные аффекты страшно утомительны. Когда я, например, возвращаюсь с вербы50 или из театра, где возбуждению, кроме игры, способствует в значительной степени и толпа, то чувствую себя совершенно разбитой – до того это отражается на физической природе человека. И я вполне уверена, что испытываю это не только я одна, но и вообще всякий человек – нервный и впечатлительный.

Ну-с, возвращусь к рассказу. Погуляв, я отправилась к Груше, а Жорж с Костей – в «Эрмитаж»51. У Груши оказалось мне письмо от Грея52, которое я несколько дней уже ожидала. Ответ, как я и рассчитывала, самый благоприятный; уже по одному обращению – «дорогая, горячо любимая Аля» я догадалась, что дело в шляпе. Сначала бранит меня за распущенность, за то, что я не применяю к делу свою энергию и пр. …ну а потом… следуют уверения в любви – вечной, неизменной. Наших не было, и потому я так расписалась, но… звонок. Кончаю.

8 ½ часов вечера.

Скучно, утомительно в гимназии!

Сегодня еле-еле дождалась конца уроков! Да! Тоска, тоска непроходимая! Из учителей был только Хаханов53. Он все такой же, ничуть не изменился! Опять буду бегать за ним и бесить его. Да надоела в общем гимназия страшно! Правда, будут и веселые часы, еще успею «нахохотаться», но все не то, все не то… Теперь мне нужно чего-то другого… (Это значит, просто-напросто, старше стала.)