Алина - стр. 12
– Нравится?
И отвечаешь:
– Мне тоже.
Закрываешь дверцу шкафа, садишься на диван. Вино бьет в уже затуманенную алкоголем голову, ты закрываешь глаза и представляешь комнаты роскошных отелей, затем открываешь – и видишь старые обои, еще более отвратительные в желтом свете люстры советского производства. «Грязь и красота». Сама эта мысль возбуждает.
Раздается звонок домофона. Ты допиваешь вино, относишь пустой бокал на кухню, кладешь его в раковину, открываешь дверь.
Он входит и с порога набрасывается на тебя. Твой вид сразил его окончательно. Это ясно. Мимоходом ты думаешь, что если прямо сейчас он не получит свое, то от возбуждения кончит прямо так. Эта мысль забавляет.
– Погоди, – говоришь ты и отстраняешь его. – Давай сначала выпьем. – И идешь в комнату.
Он за тобой.
– Вино в холодильнике на кухне. Бокалы там же, в шкафу. Неси.
Он приносит бутылку и два бокала, ставит их на стол и наливает вино.
– Садись, – говоришь ты.
Он садится рядом, дает тебе бокал.
– Ну, за что пьем? – спрашиваешь ты.
– За тебя! – говорит он.
«Ну да, чего еще следовало ожидать?» – думаешь ты.
Чокаетесь, пьете. Ты приближаешься к нему, целуешь в губы, затем шепчешь на ухо:
– Ну что, хочешь меня?
…Все закончилось быстро, чего и следовало ожидать. Он спрашивает:
– Где у тебя душ?
– Там дверь, около кухни… – отвечаешь ты. – Здесь не заблудишься. – И смеешься.
Он уходит. Ты наливаешь себе еще вина, включаешь музыку и ждешь его. Того, что было, тебе определенно мало.
Он возвращается, наливает себе, располагается на диване рядом. Ты смотришь на него, понимаешь, что пора его подзадорить, и спрашиваешь:
– Как там Наташа?
– Я ее отвез домой и уехал.
– Что ты ей сказал?
– Что ей надо выспаться.
– И все?
– Все. Она напилась. В такси уснула. Еле разбудил.
После некоторого молчания ты спрашиваешь вызывающе, глядя прямо ему в глаза:
– Правда, я дрянь?
– Да, – отвечает он.
– Дрянь и заслуживаю наказания?
Ты чувствуешь, как в нем что-то шевельнулось. Он еще пока не вполне понял, как расценивать твои слова, но его мозг уже отреагировал. Ты видишь это по его лицу, по изменению позы, по каким-то едва уловимым движениям…
– Давай же!
Он все понял…
– Иди сюда, сучка, – говорит он, крепко берет тебя рукой за плечо, затем за шею, кладет на диван лицом вниз и…
В первые несколько дней после нашего последнего разговора я скучал по Алине. Во-первых, мы все-таки стали ближе, потому что она начала что-то рассказывать, а во-вторых, сам этот рассказ показался мне интересным, и не потому, что он раскрывал какие-то психологические аспекты (по-прежнему не было ясно, зачем все-таки она ко мне обратилась и в чем конкретно состояла проблема, которую надо было решить), но потому, что был интересен сам по себе. А может быть, это она сама уже до такой степени смогла меня увлечь, что я готов был слушать из ее уст что угодно.
Я приходил на работу, делал свои повседневные дела, принимал других посетителей, если они были (однако без особого интереса), и где-то в глубине души ждал ее звонка. Сам я умышленно не звонил – не навязывать же свои услуги! А делать дружеские звонки я пока не решался. Едва ли тут шла речь о дружбе, да и я держался с ней, насколько это было возможно и уместно, официально, как и с любым другим пациентом. Но все же эта внешняя официальность никак не означала, что внутренне я настроен так же. А в душе мне хотелось с ней сблизиться, и я скучал.