Альфа. В плену Зверя - стр. 11

Проблема в том, что удар всегда приходит из-за спины.

Меня ждали. Меня уже продали. Пули вошли в меня быстро, со свистом.

Первые три. Четвёртая – в плечо.

Теперь я здесь. Сколько прошло времени? Дни? Месяцы? Годы? Я уже не помню. Я не помню, какой запах у улицы после дождя. Я не помню вкус виски, который я пил, сидя в своём клубе, наблюдая, как деньги текут рекой. Я помню только одно – боль. Она стала частью меня.

Эти суки в белых халатах приходят ко мне каждый день. Изучают, колют, режут, смотрят, как заживают мои раны. Но это не главное. Им нужна моя кровь, мои гены. Им нужны дети Чернокровного Альфы.

Я не спал. Здесь невозможно было спать. Каждую ночь я лежал на холодном бетоне, глядя в потолок, слушая ровный капающий звук воды из какой-то проржавевшей трубы. Моё тело ломило, мышцы болели от постоянного напряжения, но я уже давно не замечал этой боли. Я привык к ней так же, как привык к их грёбаным уколам, к электрическим разрядам, к сетке, сжигавшей кожу. Всё это было частью моей новой реальности.

Но сейчас было другое. Теперь в клетке была она. Конечно, ее привели снова. Им нужно чтобы случки происходили все чаще и чаще.

Её запах витал в воздухе, въелся мне в кожу, разносился по венам вместе с бешеным стуком сердца. Чистый, тёплый, живой, слишком настоящий для этого гниющего места. Она лежала на другом конце клетки, свернувшись клубком, дышала тихо, словно пыталась стать невидимой.

Но она не была невидимой.

Я её чувствовал.

Каждое её движение, каждый выдох. Даже сквозь глухую, затопляющую голову ярость, я всё равно её чувствовал.

Почему?

Потому что я сдох? Потому что меня сломали?

Нет.

Я был жив. Я всё ещё был Альфой.

Тогда почему, чёрт возьми, когда я держал её под собой, когда слышал её крик, когда чувствовал, как она выгибается, извиваясь между страхом и отчаянием, я не смог дожать?

Я мог бы.

Должен был.

Но я её хотел.

И это было самым омерзительным из всего, что я испытал за эти грёбаные месяцы в клетке. Я ее хотел даже без укола. Этот запах заставлял мою кровь кипеть и пузыриться.

Я слышал, как она шевелится, медленно, осторожно, как будто я был зверем, который мог сорваться на неё в любую секунду. Ей было страшно. Я чувствовал её страх, слышал, как быстро бьётся её сердце, как она пытается дышать тише, чтобы я не заметил её слабость.

– Думаешь, если затаишься, я забуду, что ты здесь? – мой голос прозвучал низко, хрипло, словно его вырвали из самых глубин груди.

Она вздрогнула, но не ответила.

Я медленно поднялся на локти, затем сел, упираясь спиной в металлические прутья клетки. Её взгляд метнулся ко мне, настороженный, напряжённый.

– Какого хрена ты здесь забыла, а? – процедил я. – Кто ты такая? Почему ты всё ещё жива?

Она молчала, но губы дрогнули, пальцы сжались в кулак на ткани её платья.

– Отвечай, блядь! – рявкнул я, и она дёрнулась, как от удара.

Я не знал, злился я на неё или на себя. Я не хотел слышать её голос, но мне нужно было знать, кто она.

– Я… – её голос сорвался, она сглотнула и попыталась снова. – Я не знаю.

– Чушь, – оскалился я, медленно вставая на ноги. – Их шлюхи не выживают. Их бабы дохнут через минуту после того, как оказываются здесь. А ты – нет. Почему?

Я смотрел на неё и чувствовал, как ярость ползёт по телу, как рвёт мышцы, закипает в крови. Ненавижу. Ненавижу её за то, что она здесь. За то, что её запах теперь въелся мне в лёгкие, в кожу, в ебучие кости. За то, что я чувствую её даже с расстояния.