Алена - стр. 13
Разговор был прерван диким криком. Неподвижно лежавшая женщина вдруг забилась в конвульсиях. Ее било так сильно, что еще до того как к ней подбежала Алёна, несчастная упала с кровати.
– Держи, держи ее. И язык, язык вытяни, не дай задохнуться, – заверещали соседки. Одна кинулась за врачами.
Алёна не стала хватать эпилептичку за язык. Положив руки на виски больной, она мягко погладила ладошками мокрую от пота кожу и стала уговаривать успокоиться, как уговаривают плачущего по ночам грудного ребенка.
– Ну не надо, ну не больно. Сейчас пройдет. Уже проходит. Уже прошло, правда? Вот-вот-вот, проходит-проходит-проходит. Прошло-прошло-прошло. Все. Давайте в кроватку. Вот та-а-ак. Теперь на бочок и спатиньки. Баю-баюшки-баю.
Девушка успела еще укрыть уснувшую женщину и вернуться на стул рядом с Ростовой, когда в палату ворвались дежурная медсестра и санитарка Петровна.
– Где?!! – автоматически спросила медсестра, рассматривая кровать с мирно спящей пациенткой. – То есть, что здесь?
– Какой-то небольшой приступ, уже прошел. Теперь спит, – ответила старуха Ростова.
– Точно спит? – подошла поближе медсестра.
– Спит, спит. Будить не надо. Пусть отдыхает.
Старой больной почему-то верили, и успокоенный медперсонал направился по своим местам дежурства.
– Ловко у тебя получилось. Давно практикуешься? – поинтересовалась одна из соседок Ростовой.
– Ой, что вы! Не практикуюсь я. Просто так получилось. Жалко стало.
– А «жалко стало» в первый раз? – поинтересовалась уже Ростова.
– Нет… Даниловна. Я вот братика жалею, когда он заболеет или где порежется. Зверюшек всех жалею. Они, когда болеют, сами приходят.
– Куда это приходят?
– В лесу одно место есть. Любимое. Я там люблю, когда время есть, посидеть, деревья подслушать.
– Подслушать? – удивилась еще одна женщина.
– Ну да! Они между собой разговаривают, только надо слышать. Вот, а зверюшки пронюхали и приходят. Кто в капкан залезет, кто подерется – они же, как дети малые! А кого и охотник или другой зверюга покалечит. А пожалеешь их, им и полегчает!
– А ты бы меня «пожалела», а, девонька? Нет уже мочи терпеть. Как нахлынет эта проклятая головная боль, хоть твоим зверюшкой вой, – с горечью предложила бледная женщина с кровати у окна. – Зверюшки они что – не понимают. А тут знаешь, что это опять вернется. И опять. И все сильнее и сильнее. Пока не сдохнешь. Если раньше с ума не сойдешь. А дети еще малые. Пугать нельзя. Уйдешь за сарай и воешь там потихоньку.
Глаза впечатлительной Алёнки наполнились слезами. Она легким ветерком метнулась к кровати женщины и вмиг обняла ее голову.
– Бедная вы бедная, – плача, гладила она выбритую голову женщины. – А такая прическа зачем? – некстати поинтересовалась она.
– «Прическа», – фыркнула стриженая. – К операции готовят.
– Ничего-ничего-ничего, – начала гладить лысую голову девушка. – Пройдет-пройдет-пройдет, – привычно затараторила она.
– Если ты хочешь, как у Степановны, то не получится, – подхватилась было женщина, но тут же опустилась на койку.
– Бедненькая, – все еще плача, повторяла девушка, легко касаясь длинными пальчиками висков женщины. – Здесь болело. И здесь. И здесь. Ничего-ничего-ничего. Пройдет-пройдет-пройдет. Поспите-поспите-поспите.
Когда женщина у окна сонно засопела, Алёна, вытирая слезы, вернулась к собеседнице.