Размер шрифта
-
+

Александровский сад. Московский роман - стр. 13

Незаметно мы стали сближаться, это подразумевало близость. Как-то мне удалось – я в этом мастак – то коснуться ее, то задеть, то заглянуть в глаза, так, знаете ли, выразительно. Торопить события я не стал в полной уверенности, что своего добьюсь.

Любовь как сон, видение. Не для средних умов

Сон, где все было необычно. Можно ли в него поверить и возможно ли это? Меня неприятно поразили Наташкина искренность и избыточное желание верить. Она так по-детски смотрела мне в глаза, что напугала. Долго не решался коснуться ее губами, думая, что она нереальна. Инопланетянка, только этого не хватало. Хотел немного показаться циником, предложить выпить. Другие бы медсестры не отказались и вообще приняли бы эту игру, все понимая. Наташу можно было тронуть только словами любви. Уже и не думал, что будут объятия и поцелуи. Все случилось стремительно: мы отдавались страсти, где все было прекрасно, была любовь.

Вначале мы очень долго смотрели друг другу в глаза, потом все исчезало, и приходил страх, мучительный сон ужасов и кошмаров. Она возвращается, нет, просто отлучилась на минуту, просто вышла за дверь, и вот она вновь здесь, словно бы была здесь всегда.

Как-то сказала, что знает меня давно и уже любила в другой жизни.

– Я помню тебя, – рассказывала она, – таким же уставшим и мрачным, замкнутым. Весь в себе, даже глаза, смотрели отрешенно. Ты был здесь, и тебя не было. Такой далекий и отстраненный, пребывал в своих мыслях, ведомых только тебе. Какая-та невидимая черта разделяла нас и делала невозможным наше соединение.

Ты приносил свою усталость, как ты выражался, снимать напряжение. Всегда мало говорил, всего лишь несколько фраз за вечер. Ждал прикосновений, тебе нужна была моя ласка. Твое мускулистое тело изнывало от недостатка тепла и любви.

Твоя молчаливость смущала, я вдруг была охвачена какой-то безысходностью и сомневалась в перспективности отношений. Лицо было равнодушным, тебя не трогали мои слова, был сам по себе и если что-то говорил, то словно бы выдавливал из себя с большим трудом какие-то тяжелые рассудочные фразы. В тебе отсутствовали чувства.

Во мне боролись сомнения: испытываешь ли ты что-то, хоть какую-то привязанность. Ты даже упрекнул в том, что обременяю своей чувствительностью, словно бы я навязывалась.

На все это убеждал ее, что это не так, что смертельно устаю в операционной, и тяготение к друг другу не просто от одиночества.

– Ты думаешь, что я в скорлупе, не могу решиться на откровенность, искренность. Я не скрытен и не запахнул душу. Мы понимаем друг друга без слов, зачем нам какие-то признания? Меня тянет к тебе, ну что еще нужно? Зачем думать о том, что будет завтра, что загадывать и обсуждать? Мы вместе, это главное.

Как-то она призналась, что когда меня нет рядом, пытается вспомнить мое лицо, характерное выражение.

– Мне это не удавалось. Лицо странным образом ускользало и не поддавалось воспроизведению, тогда как в отношении других, что близко знала, это не составляло труда.

Эти головоломки были не по мне, не хотелось заморачиваться. Хотел сказать, я плохой парень, отвязный, и мне нравится быть таким. Хочу легкости, любви и секса.

Уже тогда подумал, что Наташа – не тот человек, с ней не обратишь все в шутку. И пришло время решиться. Она, видимо, почувствовала. Вообще подозреваю, что она могла читать чужие мысли. Стала избегать меня, и уже не было безумных ночей.

Страница 13