Размер шрифта
-
+

Александра – наказание Господне - стр. 27

Она громко застонала от ярости. Сон, несомненно, был отголоском пережитого накануне волнения. Но чувства омерзения и гадливости, которые она только что испытала, не покидали, а в памяти вновь и вновь возникали жесты жадных торопливых пальцев, шарящих по телу князя, и весьма похотливая улыбка на приоткрытых от нетерпения губах баронессы.

Девушка отдернула портьеру и выглянула в окно. Закончился последний зимний месяц, и март с каждым днем набирал силу, заявляя о приближении весны надоедливыми ветрами и беспрестанными дождями со снегом. Поднимавшийся над крышами дым из труб смешивался с влажным воздухом, и туман, словно великан старьевщик, постепенно упрятывал город в огромный серый мешок.

Саша хмуро всматривалась в белесую, неопрятную мглу. Слишком уж этот утренний туман соответствовал ее настроению, которое так и не изменилось со вчерашнего вечера. Но тут с Финского залива внезапно ворвался лихой удалец – северо-западный ветер, прошелся густой щеткой по грязным нерасчесанным кудрям тумана, и вскоре проглянули небольшие участки низкого серого неба. На сердце немного полегчало, и подобно узкой голубой полоске, сверкнувшей на горизонте, мелькнула в девичьей головке слабая надежда…

Но этот робкий проблеск быстро потускнел от взгляда на серое небо, нависшее над Невой и Васильевским островом. Холодно и равнодушно взирало оно сверху на грустную девушку у окна. И эти облака, раздираемые безжалостным ветром в клочья, и этот угрюмый небосвод вновь напомнили ей тяжелый взгляд князя. Саша в сердцах задернула портьеру, позвонила Серафиме и, дожидаясь появления горничной, принялась в нетерпении метаться по спальне. С каждой минутой ее беспокойство нарастало, словно океанский прибой бесновался вокруг утлого суденышка ее хрупких надежд, бился в борта тяжелыми волнами и грозил разрушить то неясное пока чувство, которое независимо от сознания все сильнее, все настойчивее захватывало ее сердце.

Через полчаса на редкость молчаливая Серафима, понимавшая, когда можно, а когда стоит и поостеречься лезть к молодой хозяйке с разговорами, помогла ей облачиться в платье из муслина в голубую и зеленую полоску. Горничная осталась в спальне, чтобы привести ее в порядок, а главное, убрать в огромный гардероб бальный наряд барышни, заброшенный ею за кресло.

Почему-то никто не разбудил Сашу пораньше, хотя еще ночью они договорились об этом с теткой. Спальня Елизаветы Михайловны была в другом крыле дома, и девушка отправилась туда, чтобы узнать о своем экипаже, более двух месяцев скучавшем в графской конюшне. В тот момент, когда она почти миновала комнату графа, оттуда послышался приглушенный дубовой обшивкой женский смех.

Остановившись, Саша прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть. Невозможно в это поверить, но в спальне дядьки женщина! Чужая женщина, в то время как его жена спит неподалеку, утомленная вчерашним балом, столько пережившая за последнее время. Ее бедная, бедная тетя!

Девушка на цыпочках подкралась к двери и прислушалась. Женщина больше не смеялась, но зато Саша явственно различила быстрый, возбужденный шепот и, кажется, даже звук поцелуя. Руки ее непроизвольно сжались в кулаки. Неужели граф развлекается со служанкой? С него станется затащить в постель молоденькую горничную! Однако какие бы слухи о Романе Буйновском ни гуляли по северной столице, племянница не верила, что ее веселый, добродушный дядька мог позволить себе подобную жестокость. Да, он был слабым! Да – безвольным! Но жестоким – никогда!

Страница 27