Александра - стр. 12

В 8:30 должно была начаться заключительная консультация по литературе перед экзаменом. Немного студентов посчитали нужным присутствовать. Это же консультация. Двойку или пятёрку все равно никто не поставит, а уповать на то, что преподаватель запомнит и отметит про себя уровень ответственности первокурсника – дохлый номер. Но откуда могли это знать первокурсники? Любая надежда, даже самая больная, едва дышащая – явление чрезвычайно мощное, способствующее движению.

Саша пришла на консультацию не потому, что надеялась умаслить преподавателя. Она наперед знала, какой вытащит билет и какой ответ она должна дать, чтобы получить хорошо. Знала она и все дополнительные вопросы, которые ей непременно зададут, чтобы дать шанс получить отлично. Она знала, что ответить и на них. Она пришла на консультацию потому, что было невыносимо находиться дома. Ирина Ильинична утомила дочь своей чрезмерной опекой и тщедушными переживаниями, и страхами. Все считали Сашу умственно отсталой и мать столько слез пролила из-за своего ребенка и из-за того, что была не в силах помочь ей, будучи врачом высшей категории, доцентом кафедры неврологии в медицинской академии.

В тот день, как назло, Ирина Ильинична была дома, и Саша решила отправиться на консультацию по литературе.

В коридоре перед закрытой аудиторией среди малочисленной группы отважных студентов мелькнуло лицо Кирилла. Мелькало оно, улыбалось, затем громко смеялось, громко говорило только потому, что задача у него стояла привлечь внимание Саши. Кирилл не сводил косых взглядов, внимательно и целенаправленно выжидая реакции девушки. Должна была быть реакция! Хоть какая-то! Хоть взгляд: либо радостный, либо полный злобы. Должен быть хотя бы вздох: либо тяжелый, либо с облегчением. Должно быть что-то, исходящее от этой девушки с холодным мраморным взглядом! Но ожидания Кирилла не оправдались. Саша ни то что ни разу не посмотрела на него, она даже не посмотрела в его сторону. Она даже не моргала. Дышала ли она? «Чокнутая», подумал Кирилл, перестав паясничать после того, как понял, что его движения не вызывают абсолютно никакого эффекта. «Ничего! Я тебя расшевелю! Посмеемся вместе!», он злобно ухмыльнулся, не отводя пронзительного взгляда от девушки.

Дверь открыла пожилая преподавательница с седыми волосами, подстриженными ровным каре. Открывая дверь, она окинула внимательным прищуром небольшую аудиторию. Опять одно и то же. Можно смело брать выходной в дни, когда назначены консультации. Приходить ради 10 студентов из 35, к тому же пятеро из них пришли просто весело провести время – неблагодарное занятие. Она вздохнула, пропуская галдевших студентов в аудиторию.

Саша уселась за последнюю парту ряда у стены, стараясь расположиться как можно дальше от Марии Фёдоровны и ее противного голоса, скрипучего и тянущегося как старая заезженная пластинка.

Саша опустилась за парту, достала пустую тетрадь, открыла ее ровно на середине, положила ручку, в которой закончились чернила еще неделю назад и застыла, как потерявший внезапно электроэнергию робот. Ее черные глаза с золотым отливом впились в лицо Марии Федоровны, заставив преподавательницу испытывать неприятные эмоции, даже немного внушая испуг. Уже 25 лет Мария Федоровна работала в этом медицинском колледже, занимаясь с первым курсами медсестринского и фельдшерского отделений и за эти годы работы она встречала разных студентов: усидчивых отличников, погружающихся в любой предмет, указанный в расписании; студентов, которые смело заявляли, что им не нужна литература, они пришли учиться медицине и им достаточно получить удовлетворительно; тех, кто обожал русский язык и литературу, не лишенных сантиментов; тех, кому было наплевать на предметы, да и на саму учебу и находились они здесь потому, что надо было где-то находиться. Но таких студентов, с отклонениями, она любила и жалела больше всего. Но таких как Саша преподаватель русского языка и литературы никогда не встречала, не то что студентов, даже людей похожих.