Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - стр. 93
– Слабоумный! – крикнул царевич. – Сын собаки! А я кто, по-твоему? Незаконный? Проглоти все, что только что сказал, или я зарежу тебя, как свинью! – и обнажил меч, чтобы привести свою угрозу в исполнение.
При этих словах пьяный Филипп, рассерженный тем, что Александр оскорбил его тестя и портит свадебный пир, тоже вытащил меч и бросился на сына. Зал наполнился криками, танцовщицы убежали, повара попрятались под столы, страшась готовой разразиться бури.
Но, перепрыгивая с ложа на ложе, чтобы добраться до сына, который бесстрастно ждал его, Филипп поскользнулся, с шумом рухнул на пол, стянул за собой скатерть с посудой и едой и остался лежать в луже красного вина. Он попытался встать, но снова поскользнулся и упал лицом вниз.
Александр приблизился к отцу с мечом в руке, и в зале повисла могильная тишина. Танцовщицы дрожали, забившись в угол. Аттал побледнел, как полотно, и из уголка его полуоткрытого рта потекла струйка слюны. Молодая жена закричала:
– Остановите его, именем богов, кто-нибудь, сделайте же что-нибудь!
– Вот он, посмотрите! – воскликнул Александр с презрительной улыбкой. – Этот человек хочет ринуться из Европы в Азию, а сам не может перескочить с одного ложа на другое, не оступившись!
Филипп ползал в вине и объедках, рыча:
– Убью! Убью!
Но Александр даже не моргнул.
– Хорошо, если тебе удастся хотя бы встать на ноги, – сказал он и обернулся к слугам. – Унесите его и вымойте.
В это время подошла Олимпиада.
– Пойдем отсюда, мама, – сказал Александр. – Ты права: здесь нам не место.
Александр вышел из дворца, ведя за руку мать; вслед неслись злобные крики Филиппа. Во дворике Александр спросил Олимпиаду:
– Хочешь поехать верхом или тебе приготовить повозку?
– Нет. Поеду верхом.
– Переоденься и будь у входа в свои палаты; я сейчас же за тобой зайду. Не забудь плащ и теплую одежду. Поедем в горы.
– Наконец-то! – воскликнула царица.
Александр побежал в стойло, взял Буцефала и сарматского гнедого коня с упряжью, потником и походной переметной сумой и вышел из конюшни, направляясь к южному углу дворца.
– Александр! Подожди! – раздался сзади крик.
– Гефестион! Иди назад, мой отец хватится тебя.
– Мне все равно, я тебя не брошу. Ты куда?
– В Эпир, к моему дяде.
– По какой дороге?
– По Беройской.
– Отправляйся. Я позже к вам присоединюсь.
– Хорошо. Привет прочим, и пусть Евмен позаботится о Перитасе.
– Будь спокоен, – заверил его Гефестион и убежал.
– Не меньше одной кости в день! – крикнул вслед Александр. – Для зубов!
Друг махнул рукой в знак того, что понял, и скрылся в конюшне.
Олимпиада была уже готова. Она собрала волосы в узел, надела кожаную безрукавку и иллирийские штаны; за спиной висели две переметные сумы с одеждой и запасами и мешочек с деньгами. Вслед за ней с плачем выбежала одна из служанок:
– Но, царица… Царица…
– Вернись в дом и закройся в комнате, – велела ей Олимпиада.
Александр дал ей повод лошади.
– Мама, где Клеопатра? Я не могу уехать, не попрощавшись с ней.
– Она послала служанку предупредить меня, что ждет тебя во дворике дома для женщин, но ты знаешь, что каждое потерянное мгновение может оказаться роковым.
– Я быстро, мама.
Он надел капюшон и побежал туда, где дожидалась сестра, бледная и дрожащая, все еще в праздничном наряде.
Увидев брата, Клеопатра со слезами обхватила руками его шею: