Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - стр. 121

Евмен вышел вперед и протянул Александру маленький ларец:

– Царская печать, государь.

Александр взял из ларца перстень и надел на палец.

– Ты любишь меня, Евмен? Ты верен мне?

– Конечно, государь.

– Тогда зови меня по-прежнему Александром.

Он вышел на площадь, вскочил на Буцефала и, оставив Эги на Филоту, вместе с зятем отправился в Пеллу, чтобы воссесть на трон Филиппа и показать придворной знати, кто их новый монарх.

К этому времени театр уже совершенно опустел. Остались лишь статуи богов, в сумятице едва не сброшенные с пьедесталов, и статуя Филиппа, меланхолично смотрящая перед собой в меркнущем свете заката, как забытое божество.

Вдруг, с наступлением темноты, словно из ничего материализовалась какая-то фигура: человек с накрытой плащом головой вышел на пустынную арену и долго рассматривал пятна крови на земле, потом отвернулся и прошел под арку сбоку от сцены.

Его внимание привлек металлический предмет, окровавленный и почти невидный в песке. Человек наклонился и стал рассматривать его маленькими серыми, чрезвычайно подвижными глазами, потом подобрал и спрятал в складках плаща.

Он вышел на открытое место и остановился перед столбом с прибитым телом убийцы, которое уже окутал мрак. За спиной послышался голос:

– Дядя Аристотель, не ожидал увидеть тебя здесь.

– Каллисфен. День, предназначенный для радости, закончился так печально.

– Александр надеялся обнять тебя, но цепь событий…

– Знаю. Мне тоже очень жаль. Где он теперь?

– Во главе войска скачет в Пеллу. Хочет предотвратить всякую возможность переворота со стороны определенных группировок среди знати. Но как ты, почему ты здесь? Это не веселый спектакль.

– Цареубийство – всегда критическая точка в развитии событий человеческой жизни. И в каком-то смысле сбылось предсказание Дельфийского оракула: «Бык увенчан, конец близок, жертвователь готов». – И, повернувшись к трупу Павсания, философ проговорил: – Вот он, жертвователь! Он и сам не думал, что таков будет эпилог этого пророчества!

– Александр попросил меня расследовать это преступление. Попытаться раскрыть, кто мог стоять за убийством его отца. – Издалека, из закоулков дворца, доносилось заунывное пение плакальщиц. – Все кажется таким бессмысленным…

– Здесь и таится ключ к разгадке преступления, – сказал Аристотель, – в этой бессмысленности. Какой убийца выбрал бы такую пошлую форму убийства – в театре, словно это сцена из трагедии, сыгранная на самом деле, с настоящей кровью и… – он вытащил из складок плаща металлический предмет, – настоящим мечом. А точнее сказать, кельтским кинжалом.

– Необычное оружие… Но вижу, ты уже начал свое расследование.

– Любопытство – ключ к познанию. Что нам известно о нем? – спросил Аристотель, снова указывая на труп.

– Не много. Его звали Павсаний, он родом из Линкестиды. В стражу он был зачислен из-за своих физических данных.

– К сожалению, он больше ничего не сможет сказать, и это определенно было частью плана. Ты допросил убивших его солдат?

– Одного-двух, но ничего особенного не узнал. Все утверждают, что не слышали приказа Александра не убивать его. В ярости за смерть господина, ослепленные злобой, они закололи преступника, а он даже не пробовал сопротивляться.

– Возможно. Но с той же степенью вероятности это может оказаться неправдой. А где эпирский царь?