Александр Керенский. Демократ во главе России - стр. 34

Дорога до места трагедии была долгой и тяжелой. На поезде до Иркутска, а затем на пароходе и лодках-шитиках. По пути в городе Киренске навстречу Александру Федоровичу вышла легендарная женщина, революционерка с семнадцати лет, политкаторжанка Брешко-Брешковская, которую эсеры, сподвижники по партии, называли «бабушкой русской революции». Сюда, в очередную ссылку, она попала в 1910 году. Ей было шестьдесят восемь лет, но выглядела она бодро, была женственна, приветлива и шутила, что ее закалили ссылки, особенно северные. Они беседовали несколько часов, подружились, нашли общий язык, и после этого, вернувшись в Петербург, Брешко-Брешковская отозвалась о Керенском как о «достойном из достойнейших граждан земли Русской». Она была свидетелем его упорного труда в следствии по Ленскому расстрелу: тщательному опросу свидетелей, выяснению неопровержимых фактов притеснения и грабежа рабочих на приисках. Усилия лично его и членов комиссии заставили администрацию товарищества уволить наиболее ретивых сотрудников, злоупотреблявших властью, построить на месте бараков дома, повысить жалованье рабочим, уменьшить длительность трудового дня, а главное, без чего этого нельзя было бы добиться, – ограничить до минимума, а потом и вообще ликвидировать монопольное положение «Лензолота». Это, пожалуй, был первый чувствительный удар по богатым промышленникам, считавшим себя безнаказанными хозяевами жизни. Уважение в народе к смелому и умному адвокату, защищавшему униженных и обездоленных, резко возросло.

За следующим процессом, на который он откликнулся страстно и гневно, делом киевского приказчика кирпичного завода М. Бейлиса, уже внимательно следила вся страна, если не весь мир.

30 марта 1911 года полиция обнаружила убитого мальчика Андрея Ющинского. Полицейские задержали первого попавшегося еврея – Бейлиса – и предъявили ему обвинение в убийстве Ющинского с ритуальной целью – добавлением христианской крови в пасхальный еврейский хлеб – мацу. Ходили упорные слухи, что автором этого сценария был министр внутренних дел И. Г. Щегловитов, органически не выносивший инородцев, и в первую очередь евреев, которых насчитывалось в России свыше четырех миллионов. Задумка министра была дальновидной. Осуждение Бейлиса по религиозному мотиву можно распространить на весь еврейский народ и отложить надолго планы предоставления инородцам равных прав с русскими людьми. По депутатскому запросу членов III Государственной думы В. М. Пуришкевича и Н. Е. Маркова 2-го Бейлиса арестовали. Крупный бессарабский помещик Пуришкевич начал свою карьеру в качестве чиновника особых поручений при свирепейшем начальнике полиции В. К. Плеве. Погромные речи, безудержная травля инородцев сделали имя Пуришкевича символом мракобесия, разумеется в прогрессивных кругах. О Маркове 2-м – помещике Курской губернии – можно было сказать то, что писал Гоголь в «Мертвых душах» о Ноздреве: «Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без историй, какая-нибудь история непременно происходила: или выведут его под руки из зала, или принуждены вытолкать свои же приятели». Все скандалы в Думе и даже случавшиеся среди депутатов потасовки были связаны с именем Маркова 2-го – ретивого защитника самодержавия. Оба они – Пуришкевич и Марков – опирались на черносотенный «Союз русского народа», организованный еще в 1905 году из самых реакционных элементов общества. Из ущербных мещан и босяков они вербовали боевые дружины, так называемые «черные сотни». Чтобы расположить к себе отсталые слои рабочего класса, «Союз» открыл столовые, чайные, где велась монархическая пропаганда, раздавались деньги, в изобилии получаемые от государства. Основной задачей «Союза» была борьба с революционно настроенными массами, а главным методом борьбы – погромы, организуемые при содействии властей, антисемитская травля и преследование нерусских народностей.