Александр II, или История трех одиночеств - стр. 12

Николай I в целом одобрил этот план, сделав лишь одно замечание. Он потребовал, чтобы из него было выброшено изучение древних языков и чтение в оригинале латинских авторов. Осведомленные люди утверждали, что на решение императора повлияло то обстоятельство, что он сам был слишком измучен в детстве латынью и древнегреческим. Травма, нанесенная ему учителями в юные годы, не забылась и в зрелом возрасте, что уберегло его сына от многотрудного знакомства с классической латынью. Поскольку речь шла не только об изучении школьных предметов, но и о высоких нравственных целях, которых должно было достичь воспитание наследника, то по часам оказались расписанными не только учебные, но и неучебные (выходные, праздничные, каникулярные и т. п.) дни. Воспитание нравственно-идеальной личности не должно было знать ни перерывов, ни каникул.

Путеводной нитью образования, главным его предметом Жуковский не без оснований считал историю, на примере которой должны были вырабатываться правила поведения, нормы жизни будущего монарха. Если попытаться воспроизвести их вкратце, то они гласили следующее: верь, что власть царя происходит от Бога, но не делай эту власть насмешкой над Богом и человеком… Уважай закон, если законом пренебрегает царь, он не будет храним и народом… Люби и распространяй просвещение. Народ без просвещения есть народ без достоинства. Им, кажется, легко управлять, но из слепых рабов легко сделать свирепых мятежников… Свобода и порядок – одно и то же… Окружай себя достойными помощниками… Уважай народ свой…

Отметим, что эти правила, во всяком случае некоторые из них, наследник усвоил так прочно, что позднее старался, насколько это ему казалось возможным, действовать в соответствии с ними. Когда мы говорим о плане обучения, разработанном поэтом, то речь идет не только о наборе предметов и общих установках. Жуковским тщательно была продумана обстановка классной комнаты, зала для гимнастических упражнений, мастерской ручного труда. Он вообще старался превратить обучение наследника в своего рода священнодействие. «Дверь учебной горницы, – писал Василий Андреевич, – в продолжение лекций должна быть неприкосновенна… из этого правила не должно быть ни для кого исключения». Исключения не было действительно ни для кого, включая императора.

Жуковский не побоялся вторгнуться даже не в свою «епархию» – в военное обучение Александра, которым ведали Мердер и сам Николай I. Василий Андреевич опасался, что его воспитанник, чрезмерно увлеченный красотой балетной шагистики рот и батальонов, яркостью их мундиров, «…привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве – казарму». Мужественный и оправданный демарш поэта-учителя значительных последствий не имел. Николай Павлович согласился с тем, что любовь Александра к внешней стороне военных дел может быть опасна, но настоял на том, чтобы соответствующие науки изучались наследником более серьезно. По мнению Николая I, из него должен был выйти «военный в душе», без этого наследник рисковал быть «потерян в нашем веке» [6].

К выбору учителей для своего первенца император, надо отдать ему должное, подошел очень серьезно. Кроме Жуковского, читавшего русскую историю и новейшую отечественную словесность, великого князя обучали такие знатоки своего дела, как К. И. Арсеньев – историк, географ, статистик. Незадолго до своего назначения учителем наследника он, по доносу П. Рунича, был уволен из Петербургского университета «за безбожие и революционные идеи». Эта аттестация профессора вряд ли соответствовала действительности, во всяком случае не помешала ему попасть в Зимний дворец. К тому же ряду относился и П. А. Плетнев – профессор русской словесности того же Петербургского университета, приятель А. С. Пушкина, издатель журнала «Современник».