Александр и Таис. История одной любви. Книга первая. Том 2 - стр. 34

– Ты битый час рассматриваешь этих уродов. Когда ты, наконец, на меня посмотришь? – обиделся он.

Обилие экзотики привело к тому, что, когда Александр увидел нормальных родных кабанов, он несказанно обрадовался. Но он не был бы собой, если бы не попробовал чего-то новенького. Так он «охотился» на слонах за маленькими слонами, которых отлавливали, чтобы потом приручить и заставить работать на себя. Ловля понравилась ему больше, чем приручение. Этот жестокий процесс удивил его, ибо не совмещался в сознании с обожествлением индийцами этого умного животного.

Такие противоречия наблюдались и в самих индийцах: роскошь, утонченная красота, изысканность уживалась с крайней нищетой, аскетичностью, безропотным принятием своей кармы. Раджа Таксала познакомил их с философами-аскетами, которых македонцы назвали «гимнософистами» за отказ от всех земных благ, в том числе и от одежды. Философ Онесикрит, ученик Диогена, нашел в их образе жизни и мыслей много общего с учением киников – неприятие распрей, наслаждений и страданий, стремление отличать страдание от труда, желание делать добро и слиться с природой и мировой душой. Гимнософист Калан, проведший в поисках просветления почти сорок лет в лесу, согласился сопровождать Александра в его походе. Их странная дружба началась с того момента, когда они посмотрели друг другу в глаза и… поняли друг друга. Они вели разговоры и споры через двух переводчиков и все же понимали друг друга, они были противоположными, как «да» и «нет» и все же понимали друг друга. Случилось то, что раньше случилось с Диогеном, Сисигамбис, а позже – с Пором.

– Чем большим величием духа обладает человек, говорил Платон, тем сильнее он хочет быть первым среди всех, это его страстное желание, – говорил Александр.

«Если бы Платон не умер за 18 лет до рождения Александра, можно было бы подумать, что он говорил о нем,» – подумалось Таис.

– Страсть – это неразумное и несогласованное с природой движение души, – возражал индус. – Они противоречат разуму, мешают ему, поэтому первое, что должен сделать стремящийся к мудрости – смирить, уничтожить свои страсти.

Таис на миг представила страсть Александра, и ей стало дурно от такой мысли. Ну уж нет, лишиться лучшего, что существует в мире!?

– Ладно, я соглашусь на «умей властвовать собой», – отвечал Александр, – но не на полное уничтожение своих страстей. Я согласен, нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо. Но жаль жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно, – и он очаровательно улыбнулся.

– Единственная возможность счастья для человека, – с трудом переводили речь Калана толмачи, – если он преодолеет свой страх перед несчастьем, болью, бедностью, жизнью вообще. Только так он достигнет единственного счастья – умиротворения души.

– Согласен: благороден тот, кто не печалится о том, чего он не имеет, а радуется тому, что имеет. Так говорят и наши мудрецы. Но что плохого в том, чтобы иметь много и радоваться многому? Что плохого в том, что кто-то умеет много ума, – Александр показал в сторону Калана, – много красоты, – он показал в сторону Таис, – много храбрости, – он указал на Пердикки, – много благородства, – он положил руки на плечи Гефестиона, – или?… – и он показал на себя, мол, решайте сами, чего во мне много.