Александр и Таис. История одной любви. Книга первая. Том 2 - стр. 25
– Да, но как раз эта кажущаяся женская слабость так очаровывает в ней.
– Да, я могу себе представить, как Александр это любит. Его привлекает все сложное, необыкновенное. А Таис мне представляется чем-то таким… рассыпанным, как солнечные блики на волнах, разноцветным, многогранным, как бриллиант.
Геро опять взглянула на него:
– Да ты становишься поэтом…
– Но я люблю твою ясность, моя красавица, твою стабильность.
– Да-да, стабильность гранитной скалы, о которую бьется прибой. Уж лучше быть бриллиантом.
Они прыснули.
– Как редко мы смеялись в последнее время, тяжелое и грустное. И нет Леонида, который бы нас развеселил… – вздохнула Геро. – Да, проклятый Танатос (бог смерти) с железным сердцем уносит лучших. Какой был редкий человек, светлая душа. И поминать его надо с улыбкой, мне кажется. По крайней мере, мне хочется улыбаться, когда я думаю о нем. – Геро надолго задумалась. – Одни неожиданно уходят, другие так же неожиданно приходят. Кстати, как тебе эта новенькая девочка с шестнадцатью косичками – Роксана? Что это вообще за история со скоропалительной женитьбой Александра? – спросила Геро.
– Оксиарт, ее отец, был одним из важных организаторов сопротивления. Врагом, так сказать, номер два. Если бы Спитамену – врагу номер один – скифы не отрезали голову и не преподнесли государю, Александр, может быть, женился бы на его дочке Апаме. А так вот «повезло» Роксане.
– Ты считаешь, что ее роль быть заложницей лояльности согдийцев?
– Так прямо я бы не стал говорить… Александр наверняка окружит ее уважением, как и семью Дария.
– А какая бы тебе понравилась больше: дочь Спитамена Апама или Роксана?
– Хорошенькие обе, но не в моем вкусе. Я, как ты должна бы знать, люблю блондинок, – и Неарх поцеловал золотые волосы Геро.
– Мне показалось, что Селевк заинтересовался Апамой, – прозорливо заметила Геро. (Она оказалась права; несколько лет спустя они поженились, были счастливы и положили начало династии Селевкидов.)
– Александру понравится, если его примеру соединения с азиатами будут следовать другие. А если не будут по своей воле, так я думаю, все кончится тем, что он нас всех «ненавязчиво», как он это всегда делает, переженит.
– И получится, как в том анекдоте Леонида: «Мужчина плачет над могилой: «Ах, горе-горе, почему ты так рано умер?!» Его спрашивают: «О ком вы так убиваетесь?» – «О первом муже моей жены».
Письмо.
«Моя дорогая девочка. Хотя, может, и не моя больше. Но я обращаюсь к тебе так по старой привычке и потому, что думаю, что это так. Другие мысли мне кажутся невозможными. Может, я трушу смотреть правде в глаза. И что такое правда вообще? Да это все пустое, не то, что я хочу сказать. А что хочу? – говорить с тобой. Чего не делал, когда надо было. За что теперь наказан. Пока я говорю только с собой. Это тоже привычка – думать, что это одно и то же. Что я и ты – одно. Это ошибка и глупость во многих отношениях: например, взваливать на тебя то, что полагается нести самому. Я должен один отвечать за все свои потери. Но тебя я терять не могу, ведь тебя никто не в состоянии заменить. Ты – важнее всего. Такая мелочь, один маленький человечек. И если его нет – все теряет всякий смысл, абсолютно все. Это не новое открытие, но это то, что я чувствую сейчас. Я признаюсь тебе в своей слабости и растерянности, и мое непомерное самолюбие при этом согласно молчит. И меня уже ничего не удивляет, ибо я знаю, что я – пустой звук, ничтожество. Но и это меня не удивляет и не беспокоит. Все так странно. И это письмо, которое я не отправлю, которое ты, может быть, никогда не прочтешь.