Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - стр. 22

– Люди – да. А бесы в них – каждый раз новые. Я же и говорю: контингент такой… Что у вас, что у нас… Но вот с баржей – здесь их вины, поверьте, нет. Приказали трос обрубить – они и обрубили.

– Приказали? – поражённо переспросил генерал. – Зачем?

Перед тем как ответить, архиерей боязливо оглянулся на дверь кабинета. Дверь была плотно прикрыта.

– Великий грешник бежал из обители скорби, – тихо и страшно выговорил он.

Генерал откинулся на спинку стула. Рыжеватая бровь изумлённо взмыла.

– Как?.. Оттуда?

Архиерей скорбно кивнул, и в этот миг грянул телефон. Генерал уставился на аппарат, словно видел подобное устройство впервые. Затем снял трубку.

– Слушаю, – отрывисто известил он. – Сволокли с косы?.. Что?! – Лицо его внезапно осунулось. – Когда?.. Час назад?.. – На глубоких генеральских залысинах проступила испарина. – Срочно выясни, где в этот момент находились речники… Ну а какие же ещё? Конечно наши!

Он бросил трубку. Владыка смотрел на генерала, широко раскрыв глаза.

– Час назад теплоход «Богдан Собинин» таранил баржу с бушлатами, – несколько севшим голосом сообщил тот. – Оба судна затонули.

– Свят-свят-свят! – только и смог выговорить архиерей.

Второй

Какие звуки! Сколько в них души!

А чьи слова, Лаура?

А. С. Пушкин. Каменный гость

То ли здесь, во сне, то ли там, наяву, кто-то тихо и нежно произнёс его имя. Вздрогнув, дон Жуан открыл глаза – и сразу попал в липкую душную черноту четвёртого круга. Сердце прянуло испуганно… Но нет, это был не Ад – в Аду никто никогда не спит. Это был всего лишь подвал – точное подобие Стигийских топей близ раскалённых стен адского города Дит. Справа из темноты давили влажным теплом невидимые ржавые трубы. В углу, наполняя тесное подземелье удушливым паром, бил слабый родник кипятка.

Шли третьи сутки со дня бегства с борта теплохода «Богдан Собинин». Что-то подсказывало дону Жуану, что судно, принявшее на борт ладью Харона, недолго продержится на плаву.

В итоге – подвал. А тихий нежный оклик ему приснился, не иначе… Дон Жуан со вздохом опустился на ветхое влажное ложе из пакли и тряпья, но тут голос возник снова:

Он не сразу понял, что это стихи. Резко приподнялся на локте и вдруг плотно, страшно – как будто не себе, а кому-то другому – зажал рот ладонью. А голос продолжал:

Она – улыбалась. Даже не видя её лица, он знал, что, произнося это, она улыбается – нежно и беспомощно. Неслышно, как во сне, он поднялся с пола и двинулся к лестнице, ведущей из подвала в подъезд.

Застенок подъезда был освещён мохнатой от пыли скляницей. Без лязга приоткрыв дверь из сваренных накрест железных прутьев, дон Жуан шагнул наружу.

На каменной коробке подъёмной клети теснились глубоко вырубленные непристойности и выражения, дону Жуану вовсе не знакомые. Богохульства, надо полагать… В подвале журчал и шипел кипяток, откуда-то сверху сквозь перекрытия приглушённо гремела дикарская музыка, а девичий голос на промежуточной площадке всё ронял и ронял тихие, пронзающие душу слова:

Он решился и выглянул. Короткая лестница с обкусанными ступенями упиралась в обширную нишу высотой чуть больше человеческого роста. Скляница там была разбита, и ниша тонула в полумраке. Задняя стена её представляла собой ряд квадратных и как бы слившихся воедино окон с треснувшими, а то и вовсе вылетевшими стеклами.