Акушер-Ха! (сборник) - стр. 35
Я не имела дурной привычки «выдерживать пациента в приёме», если у меня не было более срочных насущных дел, но тут не могла отказать себе в удовольствии выпить чашечку кофе. Санитарка баба Маша могла в одиночку выдержать оборону Москвы, а не то что какую-то Милочку в приёмном покое.
Через двадцать минут в весьма благодушном настроении (спасибо годам кофейной медитации) я, сияя улыбкой, вышла в приём. Ей-богу! Королева Елизавета была бы не столь разгневана.
– Я вас уже два часа жду! – рявкнула свекольная Милочка. – А у Иван Иваныча каждая секунда расписана!
– Сочувствую. Но он нам ни к чему. Я вполне удовлетворюсь вами. Вы взяли всё необходимое?
Выяснилось, что Милочка не взяла ничего – ни паспорта, ни чашки, ни зубной щётки, ни пижамы. Поэтому таинственный, расписанный как время «Ч» Иван Иваныч ещё гонял куда-то за документами, тапками, йогуртом, свежим номером «Космополитена» и новым романом Донцовой. А потом ещё и за шёлковым постельным бельём любимого «королевой» колеру.
К полудню мы госпитализировались. Естественно, в отдельную палату. С отдельным гальюном. Впрочем, Милочке всё было не то и не так, пока на неё наконец не рявкнул уже сам Иван Иваныч, который действительно куда-то слишком опаздывал. Но уже не на встречу в министерстве, а по делам «действующей» жены.
Я сделала обход, сходила на плановую операцию, вызвала ЛОР-врача к Ивановой, кожвенеролога – к Петровой и юриста – к Сидоровой. Стесала по дороге под ноль пару гусиных перьев об истории чужого счастья и т. д. Весь день исчадие ада по имени Милочка терроризировало акушерок и санитарок. Всё было не по ней. «Колоть» не умел никто. Сдавать анализ мочи она не хотела, и так далее в подобном духе. Ну, оставим лирику и перейдём к физике процесса.
При поступлении данные внутреннего акушерского исследования оставляли мне надежду спать предстоящую ночь спокойно. Но акушерство так же непредсказуемо, как поведение породистого жеребца. Сейчас он – само спокойствие, а через две минуты может, испугавшись ёжика, подняться в галоп. Посему появившиеся к вечеру у Милочки первые признаки регулярной родовой деятельности не стали неожиданностью, но лишь заменили сон на перекуры с кофе.
А Милочка начала орать.
Вы были когда-нибудь на сафари? Слышали африканских слонов в брачный период? У вас есть радиозапись бомбёжки Дрездена? Нет? Совсем ничего из перечисленного? Ну, тогда вам и близко не стоять. Потому как даже синтез всего приведённого не отразит тот уровень децибелов, интонационные оттенки и семиэтажные маты, выдаваемые Милочкой в пространство.
Я перевела её в родзал.
Она материла акушерок, Иван Иваныча, всех мужиков и маму с папой, которые её на свет родили. Она билась головой об стены родзала и ложилась на пол прямо посреди коридора. На бедном интерне, опрометчиво оставшемся с нами на ночь, не осталось живого места. Она хваталась за него двумя руками и давила бедного юношу, как лимон, приговаривая: «Мамочка… Мамочка… мамочка-а-а-а-а-а-а-а-а-а…» Всей бригадой мы отрывали Милочку от несчастного интерна, внушая ей, что он – папочка и дома его ждут жена и очаровательная малышка. Но куда там! Никакие увещевания, уговоры и угрозы не действовали. Милочка перешла на визг: «Режьте меня! Режьте меня!! Режьтеменя!!!»
Динамика открытия была ни к чертям. Сердцебиение плода начинало помаленьку страдать, потому как все силы Милочки были брошены на демонстрацию невыносимой боли за несправедливость мироустройства. Генератор лучистой материнской энергии, анонсированный Творцом как целевое устройство родовспоможения, начинал дымиться от перегрузки. Ведь на него повесили и мотор, и дальний свет, и концерт группы «Iron Maiden» с акустикой в тысячу ватт.