Акула пера в СССР - стр. 30
Бульба – это великая вещь! Несть числа прекрасным блюдам, которые из нее можно приготовить! Говорят, в изобретательности в этой области с белорусами никто не может тягаться – даже ирландцы, второй народ бульбашей. Я набросился на еду, стараясь сильно не заляпаться в масле и хотя бы не чавкать. Таисия встала из-за стола, подошла к плите и стала наливать чай, поглядывая на меня из-под опущенных ресниц.
– Вы так смотрите, что мне прямо неловко, – сказал я.
– Извините, – она поставила на стол красные чашки в горошек, кинула по кубику рафинада, развернула шоколадку, шурша фольгой. – Я просто тысячу лет не видела, как ест мужчина.
Я поперхнулся зразой и закашлялся, Таисия стала хлопать меня по спине.
– У вас сильные руки! – не выдержал и прокомментировал я.
– Биатлон, – сказала девушка и села рядом. – Я в Мурманске работаю тренером по биатлону, тренировала женскую команду. Представляете – женский биатлон не включен в состав олимпийских видов спорта. Очень обидно! У нас очень перспективные кадры, в Союзе.
– Так вы еще и стреляете? Слушайте, вы какая-то неимоверно идеальная: зразы готовите, капитана Блада читаете, машину водите и спортсменка, и вообще…
– Что – вообще?
Я, наверное, покраснел, потому что вспомнил, какой увидел ее в первый раз. Это было очень, очень впечатляюще.
– Хоть женись на вас, – вот что я ответил, стараясь перевести всё в шутку, и улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ, но, кажется, в глазах у нее появилась затаенная грусть:
– Что, и прицеп не испугает?
– Что за прицеп? – не понял я.
«Волга» у ворот Пантелевны никакого прицепа не имела.
– Ничего, ничего. Давайте сковороду, уже десять часов, мне пора… Доброй ночи, Герман.
– Доброй ночи, Таисия. Спасибо за зразы – очень вкусно.
Я проводил ее до калитки и стоял, провожая взглядом, пока она не скрылась в дверях избушки Пантелевны. А потом пошел допивать коньяк, потому что уснуть обычным способом мне сегодня тоже явно не светило.
– Дядя Герман, дядя Герман! – меня разбудил тоненький детский голосок и запах ванили.
Это было очень неожиданно, потому как детей в холостяцкой берлоге отродясь не водилось, как и выпечки с ванилином. Так что я насторожился, но виду не подал: открыл сначала один глаз, потом второй и сфокусировал зрение на беловолосой и голубоглазой девочке, лет четырех-пяти. На ней было желтенькое застиранное платьице и сланцы-вьетнамки.
– Здравствуй, юное создание, – прохрипел я.
– Я не юное создание, – надула нижнюю губу девчоночка.
– А кто ты?
– Я Вася, то есть Василиса!
– А я не дядя Герман.
– Ой! – испугалась Вася. – Я, что ли, перепутала?
– Нет, не перепутала. Просто мне не нравится, когда меня зовут «дядя», можно просто – Гера.
– А-а-а-а! – она наморщила нос и тряхнула головой. – Хорошо!
Два смешных хвостика тоже затряслись, а я подумал, что она довольно бойкая барышня для своих лет.
– Я чего пришла? Мы бы вдвоем с Асей пришли, но Аська маленькая еще и спит. Это мама сказала, чтоб я вам завтрак принесла! Вот – в тарелке на столе блинчики с творогом.
– Тебе.
– Мне? – удивилась Василиса.
– Нет, ты просто сказал – «вам», а я тут один потому – «тебе».
– А-а-а-а! – хвостики снова затряслись. – Понятно! В общем, кушайте блинчики, а я пошла домой, там у бабушки Клавы курочек надо кормить.
– Погоди, юное создание! А мама у тебя кто? – я уже почти окончательно проснулся, но соображал всё еще туго.