Размер шрифта
-
+

Акула пера в СССР - стр. 24

– Хрен с тобой, делай! Можно будет еще и профилактику правонарушений сюда приплести, мол – неотвратимость наказания… Только принесешь лично мне на согласование! – тут же добавил ложку дегтя главный районный милиционер.

Но в общем и целом – я трясся на переднем сиденье стельмаховского «козлика» с чувством глубокого морального удовлетворения. И даже совсем не расстроился, когда, останавливая машину у крыльца домика, Ян Генрикович воодушевляюще улыбнулся и сказал:

– Сейчас поужинаем, примем по сто грамм чего там ты в Крапивне надыбал, и спать! Слышите, хлопцы? Никаких посиделок ночных! Завтра подъем в пять утра!

Дождавшись-таки от меня вопросительного взгляда, старший егерь глянул на меня своими синими сияющими глазами настоящего фанатика природы и заявил:

– Мы ведь должны написать статью про оленей, верно?

И про оленей напишем, какие проблемы?

Глава 6, в которой появляется прекрасная незнакомка

Мы умудрились до семи утра отснять оленей, я дочиркал в блокноте заметки для материалов о БООРовцах, с зеленой тоской вспоминая смартфон, который облегчал работу журналиста на триста процентов. Да и за обычный диктофон с мини-кассетами я бы многое отдал – например, постоянно лезущие в глаза Герины волосы, которые бесили и раздражали. Решил точно – раздобуду диктофон и постригусь.

В полвосьмого «козлик» Стельмаха уже въезжал в Дубровицу со стороны строящейся новой районной больницы. За окнами мелькали бесконечные домики частного сектора, редкие магазины и заспанные прохожие с насупленными лицами. Я боялся представить, на что была похожа моя физиономия: совершенно дикие последние три дня не могли на ней не отразиться.

Таким образом я оказался возле дверей редакции одновременно с уборщицей Лидой, которая подметала крыльцо.

– Герман! – удивилась она. – Вы почему так рано? И где пропадали?

– В лесу, Лидия Ивановна, в лесу! Есть кто в редакции?

– То-то я на тебя смотрю – ты весь всклокоченный, и травинки в волосах… Чисто – лесовик! А в редакцию только-только Шкловский пришел.

Даня Шкловский – это хорошо. У него можно одолжить кофе! Топоча ботинками по кафельному полу и цепляясь брезентовым рюкзаком за конченую штукатурку, я прошел по коридору и заглянул в отдел сельской жизни:

– Данил Давидыч, утро доброе!

– Ого! Гера, ты как на войне побывал! Два дня ни слуху, ни духу, потом шеф тут чуть ли не по потолку бегал – что-то ему там Привалов наплел… Хочешь кофе? – его лучащиеся добром и позитивом хитрые еврейские глаза выражали целый спектр эмоций.

– Да! Кофе, кофе, только кофе!

Никакого капучинатора, никакой микроволновки и электрочайника на редакционной кухне не было. Зато был холодильник, временами ревущий, как раненый зверь, и электроплитка, и много шкафчиков, и диван, и табуретки, и стол, накрытый клеенкой. С лимонами. Лимоны были нарисованы так кисло, что во рту тут же начала скапливаться слюна. Одним кофе тут не обойдешься – благо заботливые БООРовцы снабдили меня половиной буханки хлеба и здоровенным шматом вяленого браконьерского мяса… То есть мясо было кабанятиной, а не браконьерятиной, конечно. До такого в своей ненависти к классовым врагам егери еще не дошли.

– Кабанятину будешь? – спросил я у Дани.

– Буду, – сказал сей представитель избранного народа ничтоже сумняшеся.

Интересно, он неверующий, или дикий кабан и домашняя свинья в чем-то принципиально отличаются друг от друга? В общем, сварив на плитке в небольшом сотейнике, который выполнял роль кофеварки, крепчайший напиток, мы уселись за столом и вот-вот были готовы приступить к кофейной церемонии, как в кухню сунулась русая голова Жени Старикова – нашего фотокора.

Страница 24