Акула пера в СССР - стр. 19

– Пошли, пройдемся, посмотрим… – они расчехлили оружие и зарядили его, взгляды стали злыми, колючими…

У меня вместо винтовки был фотоаппарат, да еще кастет в кармане, так что чувствовал я себя довольно неловко. Пробираясь вслед за Стельмахом по лесной чаще и пытаясь высмотреть тот самый след, по которому шел старший егерь, пригнувшись к земле и едва ее не нюхая, а потом вдруг сорвался на бег.

Иванычи разошлись по флангам, огибая лесной массив вдоль опушек.

– Сука! – выдохнул старый БООРовец где-то впереди, и я перешел на шаг – торопиться было некуда, он явно нашел то, что искал.

С дыхалкой и кардионагрузками у Геры тоже всё было в порядке: отмахал бодрой трусцой километра три по лесу и разве что запыхался. Будь я в себе – и половины расстояния бы не осилил в таком темпе! Стельмах скрылся где-то в высокой траве, его матерное бормотание слышалось на лесной полянке. Я остановился у могучего ствола липы и прислонился к нему, осматриваясь.

Сначала подумал, что мне показалось, и даже моргнул. Но соломенная шляпа – «капялюш» по-белорусски – действительно медленно двигалась чуть слева от меня. Это был мужик с красным небритым лицом, в жилетке с карманами и двустволкой-вертикалкой в руках.

– Руки в гору! – сказал он. – Допрыгался, Янчик?

– Чорба, сукин ты сын! – Стельмах встал во весь рост с поднятыми руками. – Твои дела, а? Всё тебе мало? Никак не нажрешься?

Клацнул взводимый курок. Я отлепился, наконец, от дерева, и, моля Бога, чтобы не хрустнула никакая веточка, стал приближаться к браконьеру со спины.

– А я тебя зараз здесь положу, Янчик, и прикопаю. И красноперые твои не допомогут – далёко им бежать досюдова… Давай, умоляй меня о пощаде!

Ян Генрикович умолять не собирался. Он только смотрел на этого Чорбу с чистой ненавистью и ни единым движением лица не выдал ему, что за его спиной кто-то есть. Кто-то большой, сильный и с кастетом в правой руке.

Мне ничего лучшего в голову не пришло: я размахнулся, свистнул, Чорба обернулся – и дац! Голова его мотнулась из стороны в сторону, ружье выстрелило дуплетом и отлетело в одну сторону, капялюш – в другую, а сам неудавшийся убийца грянулся наземь рядом с оленьей тушей, которая, как оказалось, лежала тут же, у ног Стельмаха.

Стельмах стоял со стеклянными глазами и ковырялся пальцем в правом ухе.

– Чуть не убил, – сказал он. – Пуля мне аж прическу поправила. Теперь полдня в голове звенеть будет.

Допрашивали нас по очереди. Как раз – в Крапивне, в участке. Стельмах со всеми сельскими участковыми района имел вась-вась, и поэтому стражи порядка склонны были верить ему, а не мутному Чорбе. Честно говоря, я сильно боялся, что убил горе-браконьера насмерть. Всё-таки организм Германа Викторовича Белозора был покрепче моего, да и кастетами я раньше никогда не пользовался, так что вломил будь здоров!

Ан нет – сидит, болезный, за перебинтованную морду держится. Местный фельдшер из ФАПа травму обработал, сказал, что, скорее всего, имеет место сотрясение мозга. Ну и кожу я ему рассадил будь здоров. А нечего в людей двустволкой тыкать! От кастета я предусмотрительно избавился – спрятал в машине. На вопрос чем бил – ответил, что какой-то железякой. Взял из «козлика» хреновину потяжелее – ей и двинул. Обыск в автомобиле БООРа никто делать не стал. Судя по лицам присутствующих милиционеров и улыбке Стельмаха – для нас всё должно было окончиться неплохо, а для Чорбы – наоборот. Браконьерство – серьезное преступление!