Академия хаоса. Когда рушатся стены - стр. 23

— Очень! — воскликнула я и прикусила губу, устыдившись порыва.

Но Изергаст лишь понимающе усмехнулся, обходя артефакт по кругу. Возле Миранды он слегка замедлил шаг и сжал пальцы, как будто едва сдерживаясь, чтобы не коснуться ее. Тем временем огонь плавно полился из моих ладоней, наполняя кристалл, и по темным колоннам побежали первые искры.

— Мой Родерик то, мой Родерик сё, — передразнил некромант. — Ужасно, когда человек циклится на ком-то одном, правда?

Миранда вскинула на Изергаста внимательный взгляд.

— Она уже очень в годах, — напомнила я. — Родерик ее младший ребенок, четвертый. Рендону лет пятьдесят. А ей, выходит, около семидесяти. К тому же она очень скучает по своему любимцу. Ее можно понять.

— Такая любовь кажется мне нездоровой, — продолжил он. — Такое чувство, что она на все готова ради него.

— Как и любая мать ради своего ребенка, — сказала я.

Пламя бежало все быстрее, и в зале стало светлее: в черных колоннах появились огненные прожилки — и это завораживало: словно кровь побежала по венам старого замка.

— Не любая, — возразил Изергаст, и я чуть виновато покосилась на Миранду, ее мать вовсе не интересовалась своей дочерью. — Твоя бешеная мамаша тоже скорее исключение, — продолжил некромант. — А в норме люди — отдельные субъекты, понимаешь? Не пытаются приклеиться как липкая конфета к подошве.

— Я понимаю, что вы пытаетесь принизить вполне себе естественные и достойные чувства, — возразила я, хотя сама считала, что Линора слишком тянется к драгоценному сыночку. — Любовь не измеряется какой-то мерой. Вам бы все определить и загнать в рамки. С любовью так не выйдет!

— Так мы договоримся до того, что безмерная любовь — это какой-то абсолют, — презрительно фыркнул он.

— Так и есть, — пылко подтвердила я, и огонь растекся по артефакту сплошной волной, брызнув в стороны.

Изергаст быстро взял Миранду за предплечье и отодвинул подальше.

— Вспомните легенду, — запальчиво продолжила я, — когда два мага одной стихии по-настоящему любят друг друга, то становятся подобны богам. И никто не говорит, что они должны взвешивать свои чувства или как-то их дозировать. Вы вообще ничего не понимаете в любви!

Я чувствовала себя на коне: вот как доказала свою точку зрения! Даже Изергаст не находит, что сказать в ответ.

— Любовь, — повторил он после паузы и остановился напротив Миранды, разделенный с ней артефактом.

Огонь метался в кристалле, и причудливые тени плясали на черных стенах. На них Изергаст и Миранда словно танцевали, то приближаясь, то отдаляясь друг от друга.

— Я думаю, что любовь, это когда мужчине нравится в женщине все, — сказал он, глядя на подругу. — Ее глаза, тонкие пальцы, щиколотки. Ее губы, голос и запах волос. Когда ему хочется разговаривать с ней и просто быть рядом... Когда ему хочется ее целовать.

Я молчала, боясь нарушить хрупкую сцену, в которой, как мне казалось, происходило нечто важное. Тени Миранды и Изергаста потянулись друг к другу, переплелись.

— Но главное: любовь — это когда желаешь женщине только хорошего. Когда засыпаешь с мыслью о том, чтобы она была счастлива. Пусть даже без тебя. Вот о чем я говорю, Арнелла, — вспомнил он обо мне. — А когда мужчина навязывает себя, пытается занять весь ее мир — это не любовь.

— Мы говорили о любви матери к ребенку, — неуверенно напомнила я.