Академик Ландау. Как мы жили. Воспоминания - стр. 8

Рассвет нового дня я встретила, сидя у телефона, надеясь, что Дау придет в сознание, и этот черный аппарат сообщит мне радостную весть. Утром накормила сына завтраком, он ушел на работу, ему было 15 лет. В тот год, когда сын заканчивал восьмой класс, в школе был введен одиннадцатый год обучения. Я сразу решила, что для моего сына это неприемлемо, он перестал учить уроки с 6-го класса, оставляя портфель за дверью в передней, меняя утром книги по расписанию.

– Гарик, ты не учишь уроки, но почему у тебя отличные отметки?

– Мама, а зачем учить то, что учитель говорит в классе? Только по литературе – устойчивая тройка, но этой тройке предшествовал звонок по телефону. Дау снял трубку.

– Я говорю с отцом Игоря Ландау?

– Да.

– Я хочу поставить вас в известность, что вам необходимо обратить внимание на ужасный почерк вашего сына.

– Ну что вы, я видел, как он пишет, и ничего страшного не нахожу. Вы бы посмотрели, как пишу я!

– И потом, ваш сын плохо пишет сочинения. Если средний ученик пишет сочинения в два листа, то ваш сын на любую тему пишет только полстраницы.

– А зачем нужно разливать лишнюю воды по страницам тетради? А как с грамотностью у моего сына?

– Пишет он грамотно.

– Благодарю за ваш звонок. Я доволен успеваемостью сына. Советую вам, не придавайте большого значения каллиграфии, в наш век это не так уж важно.

Сам Дау в последнем классе школы написал сочинение на тему «Образ Татьяны в поэме Пушкина “Евгений Онегин”»: «Татьяна Ларина была очень скучная особа». В сочинении только шесть слов, получил, конечно, единицу, однако это не помешало ему как физику!

Комнаты сына и Дау были рядом, на втором этаже нашей квартиры. Дау занимался только дома. От личного кабинета в институте он отказался: «Заседать я не умею, а лежать там негде». Семинары он проводил в конференц-зале. О науке разговаривал с физиками, студентами и посетителями дома, в фойе института или прохаживаясь по длинным институтским коридорам, а в теплые времена года прохаживаясь по территории института.

– Коруш, я пошел в институт почесать язык.

Это значило, что его кто-то ждет, он будет разговаривать о науке или будет кого-нибудь консультировать. Занимался же настоящей наукой он только в одиночестве, лежа на тахте, окруженный подушками.

Созрел как ученый, что называется, в собственном соку. В те годы общение с иностранными учеными было не в моде, а физиков его класса у нас в стране не было. Он почти всегда находился в состоянии творческого напряжения, истощая себя всепоглощающей силой гениального мышления, поражая своим изможденным видом, забывая поесть, теряя сон. Только огненные глаза горели жаждой жизни, жаждой познания, жаждой творчества!

Когда родился сын, я оставила работу. У меня на руках было два младенца. Сын рос, обещая стать взрослым, ну а Даунька был вечным младенцем. С ним забот было куда больше. Его теловычитание заставляло тщательно следить за питанием. Обед – ровно в три часа. С помощью телефона разыскиваю его по институту.

– Дау, ты почему не идешь обедать? Уже половина четвертого.

– Корочка, ты что-то путаешь, я уже обедал.

– Так, интересно, где и что?

– Что – забыл, а обедал, конечно, дома.

– Очень интересно, но ты зайди домой, проверим.

Через несколько минут влетает в кухню: «Как вкусно пахнет! Оказывается, ты права, я действительно голоден».