Агония Хана - стр. 25
Смотрел на ее губы и вспоминал, как они говорили ему о любви. Они же выглядели точно так же. Вот с этой складочкой посередине и выпуклостями по бокам нижней губы, и такой вывернутой сердечком верхней. Стоит приоткрыть розовый рот, и видны жемчужные зубы, от белизны которых слепит глаза.
Ангаахай учила его быть нежным…а Алтан будит в нем первобытную адскую жестокость. Он не сходил так с ума даже со своей девочкой-лебедью. Ревность и ненависть обостряла каждую эмоцию.
Думал, отправит подальше с глаз и испытает облегчение, но его не настало. Только видеть перестал…можно подумать, это что-то изменило. Прошло два дня, и он, как паршивый пес, побрел на хоздвор, чтобы посмотреть издалека. Нет, он себе в этом не признался. Придумал, что нужно снести несколько бараков и построить сауну. Какая, на хрен, сауна, если он терпеть не мог париться, но мысль пришла в голову, и он нашел себя там, стоящим за главным бараком и следящим за ней прищуренными глазами, исподлобья.
Вынесла два чана и полощет белье. Стройная, как ива, изогнулась вся, спину прогнула. Юбка подоткнута за пояс, и голые ноги видны почти до самых бедер. От одного вида этих стройных лодыжек и коленей у него все свело в паху. Волосы закручены на макушке в узел. Монстр внутри него скалится, мечется, ревет, рвется наружу. В жажде этого тела, в едкой потребности получить свою дозу наркотика. Ее тело, услышать крики и стоны. Ее оргазмы…или вопли боли, чтобы утолить свою собственную, чтобы не так драло изнутри разочарованием.
Всклокоченный после пыток, в перерыве между ними, когда только что держал головой под водой одного из слуг и считал секунды, пока тот корчился и метался, задыхаясь и захлебываясь, все еще безрезультатно, сейчас смотрел на нее и буквально слышал рев своего зверя. Как же ему хотелось в эту секунду забыться, чтобы какие-то мгновения снова поверить, что это его девочка. Смотреть на нее, как на глоток воды, и знать, что эта вода отравлена самым смертоносным ядом, и каждый глоток не утолит жажду, а разъест его внутренности серной кислотой.
Золото ее волос манило, дразнило, сводило с ума. Раздразненный чужой кровью, взбодренный, возбужденный до предела он смотрел на свой суррогат издалека и чувствовал, как его затягивает в это болото, как сжирает грязная, черная бездна его плоть. Он испытывает к ней обратную сторону любви, какую-то безобразную тягу, словно вывернутую наизнанку, черную, грязную замешанную на презрении и ненависти. Как будто его лебедь выкрашена в черный цвет, ее отражение в мутной заводи – вот кто эта Алтан. Как лебеди из того самого балета, который так любила Вера. Одна белая… а одна черная и мрачная, как сама смерть.
Он часами рассматривал букву А у себя на груди, как ни странно, но она символизировала начало двух имен, которые он дал этим двум женщинам.
Полный похоти взгляд жадно следит за ее движениями, за тонкими руками, развешивающими белье на веревке, за тем, как тянется на носках и наливаются ее икры, как поднимается грудь и выделяются темные ареолы сосков под тонкой материей.
Пусть молится, чтобы кто-то из слуг оказался крысой, иначе ее ждут не просто пытки, а все грешники в аду ей позавидуют, потому что не останется никого, кто мог бы знать – где Эрдэнэ, кроме нее.
Направилась в дом с пустыми тазами, прижав их к бедру так, что тонкая и точенная фигурка изящно изогнулась. Юбки так и не одернула, и он видел длинные ноги, колени, и перед глазами мелькали картинки, как эти ноги обвивают его торс, пока он долбится внутри нее на адской скорости и воет от кайфа, как раненое животное.