Агнесса. Исповедь жены сталинского чекиста - стр. 39

С грустью рассказывал он мне о своей первой любви. Девушки поклонялись ему, и он обратил внимание на Марусю, но потом изменил ей, а она не перенесла его измены и отравилась. Мироша этого не мог забыть, и, когда пели песню “Маруся отравилась”, у него, даже много лет спустя, на глаза навертывались слезы…

Еврею трудно было поступить в высшее учебное заведение. Надо было иметь золотую медаль и “попасть в процент”[39]. Но и это благодаря бабушке Хае удалось преодолеть, и к началу Первой мировой войны Мироша стал студентом Коммерческого института.

В 1915 году Мирошу призвали в армию. Он горел патриотическим чувством и желанием воевать за “веру, царя и отечество”. Я думаю, что и – отличиться на войне. Это ему удалось. Он был призван простым солдатом, но вскоре сумел выделиться. Когда в 1916 году высочайше было разрешено евреям – но только лучшим из лучших! – присваивать офицерские звания, он сразу получил звание прапорщика, а к 1917 году был уже поручиком.

Но вот произошла революция, он снял форму и какое-то время не знал, что предпринять, но с его характером не мог долго оставаться в стороне и в 1918 году вступил в Красную Армию. В Первой конной Буденного[40] Мироша сразу отличился, был выбран красным командиром, а в 1925 году вступил в партию[41].

Революция ему, еврею, открыла все дороги. Это оказалась его революция. Он быстро шел в гору. Азартный, увлеченный человек, он был баловнем жизни, ему все удавалось. Красота его уже не тревожила меня, я поняла, что он ее не замечает, не ценит, то есть, конечно, он знал о ней, но чтобы пользоваться ею, царить среди женщин – это было ему не нужно. Его всегда интересовали только мужские дела.

Так мы встречались целый год, и ничего между нами не было. А я и не хотела быстрого сближения.

Потом Сережа уехал и прислал мне письмо: “Ты, наверное, сочла меня за гимназиста”. Но больше писем не было. И я не понимала, что это значит. Забыл меня, встретил другую?

Прошло несколько месяцев, и вдруг неожиданно моя подруга Сусанна тихонько сует мне записку:

“Приходи в 6 часов на наше место. Сережа”.

Он стоял под тополем и курил, поглядывая по сторонам. Как описать эту встречу! Помню каждый взгляд, каждое слово.

Я к нему подошла, он вдруг увидел меня, блеснул смеющимися счастливыми глазами, бросил папиросу, и мы, ни слова не говоря, пошли вниз к реке, в нашу рощицу. Но я успела заметить на его гимнастерке орден Боевого Красного Знамени. Тогда это был самый главный военный орден, и заслужить его было нелегко. Орден этот сразу вознес его в моих глазах в герои. Как это действует на женское воображение, не сам орден, конечно, а то мужество, которое за ним видится!

Едва мы оказались на скамейке в тени деревьев, я поздравила его и стала спрашивать, как и за что его наградили. Сереже расспросы мои были приятны, лестны. Приехать ко мне и показаться с высшим военным орденом для него, вероятно, было упоительно. Но отвечал он мне сперва уклончиво. Горделиво отшучивался, бросал небрежно, мол, это военные дела, мужские, и распалял мое любопытство все сильнее.