Афганец - стр. 2
Староста последнее время жил один со своей внучкой по имени Ясса, что означало цветок жасмина. Она была не старше пяти, а может шести лет, с коротко стриженными черными волосами, голубыми глазами и очень милыми по-детски чертами лица. Её родителей, прилюдно казнил Алим, когда приезжал в этот аул в последний раз. Он обвинил их в коллаборационизме и пособничестве русским, что каралось смертью.
Старосте было всё равно, кто помогает и кормит его деревню. Если бы это делал Алим, он бы охотно сотрудничал с ним, но Алим приходил брать, ничего не оставляя взамен, в то время как русские старались помогать крестьянам по мере возможностей.
Опийные поля, принадлежавшие фермерам и кормившие их все эти годы, теперь переходили из рук в руки бандформирований или облагались налогами в пользу повстанцев.
Если раньше опийный сырец уходил караванами в Индию и в ближайшие страны Советского Союза в качестве сырья для медицинских препаратов, то теперь, за годы войны, он превратился в наркотрафик, тоннами поступавший в Пакистан от моджахедов, а оттуда, уже переработанный в героин, уходил в США в обмен на оружие, технику и боеприпасы. При таком раскладе деревни оставались ни с чем. Потому староста предпочитал обменивать сырец с русскими, привозившими гуманитарную помощь, оружие и деньги.
Алим знал об этом и хотел устроить засаду для русских, заодно показать остальным джирга*, что бывает, если ему перечить и содействовать русским.
Он без стука вошел в дом старосты как к себе домой, застав Асадулла и его внучку Яссу, сидящих перед небольшим окном, свет от которого падал на кривой стол, подпёртый импровизированной ножкой, делающей его более устойчивым. Внучка, перегнувшись через край, решала какую-то школьную задачу.
– Женщине непристойно учиться грамоте! – Заявил Алим, заметив тетрадь Яссы на столе.
Он шагнул вперёд и смахнул её на пол, разбросав листы по глиняному полу.
Дед дал девочке знак рукой, и та быстро, не говоря ни единого слова, убежала, скрывшись за маленькой дверью на противоположной стене.
Асадулла сжал посох, чувствуя, как сердце колотится в груди, и поднялся с плетёного стула. Он понимал, что Алим хочет не только товар, но и славы, раз приехал незадолго до колонны русских, значит, решил устроить засаду в деревне, не заботясь о благополучии жителей. Если начнётся бой, снарядам всё равно кто перед ними стоит. Бандит, женщина или ребёнок. Ассадула искренне надеялся, что получив товар Алим уйдёт.
– Где урожай, старик? – спросил Алим.
– Я тебе дам всё. Всё что есть, но ты оставь нам хоть что-то, Алим, – тихо сказал староста. – Русские дают еду и оружие и даже деньги. Ты забираешь всё, а дети в деревне голодают.
Алим ухмыльнулся, похлопав по рукояти ножа на поясе.
– Русские уходят, а я остаюсь. Думай о моей милости, а не о русских. Давай товар, или я продам твою внучку, как неугодную Аллаху дочь неверных.
Асадулла зашел в соседнюю комнату, прикрывающую дверной проем пеньковой занавеской, немного там покопошился и вынес Алиму небольшой глиняный горшок, запечатанный воском.
– Сколько там? – спросил Алим, подбрасывая горшочек и пытаясь вычислить вес содержимого.
– Почти четыре с половиной килограмма. – Ответил старик.
*Джирга (это традиционное собрание племенных старейшин, обычно закрытое для чужаков, особенно иностранцев. Оно решало внутренние вопросы: споры, союзы, распределение ресурсов)