Адъютор. Его Величество - стр. 30
«Интересно, через что пришлось пройти Клаусу?» – размышлял я, наблюдая, как он запивает сырное суфле вином.
– Единственное, что здесь заслуживает внимание, так это оно. – сказал сар Штраузен. И непонятно было, – о блюде идет речь или о белом вине из далекой, находящейся на противоположном краю Ландаргии провинции Анвель.
– Клаус, ради самого Пятиликого, объясни – зачем ты сделал пожертвование Дому Благочестия?
Ладно бы из личных денег, но он залез в городскую казну, изъяв из нее солидную сумму.
– В твоем вопросе и заключен ответ – ради самого Пятиликого.
– Тогда почему, например, не Дому Милосердия?
Единственному из пяти, занимающемуся врачеванием. Любой лекарь, что у нас, что в других странах – маг этого Дома. За исключением далеких заморских, но там другие религии.
– Даниэль, так получилось. Выбрали удачный момент, добились согласия, и впоследствии мне только и оставалось, что сдержать слово. Ситуация для этого была уж очень подходящей. Обратились бы из любого другого, несомненно, успеха добились бы они, – наконец-то я увидел на лице Клауса тень смущения.
Только не из Дома Истины: в нем отрицают деньги. Потому что истина может заключаться в чем угодно, но не в них. Хотелось от души накричать на Клауса, не слишком выбирая выражений. И плевать, что уже к сегодняшнему вечеру инцидент разнесут по всему Клаундстону.
– К слову, Дом Благочестия – единственный, который не искажает учение Пятиликого, – с его стороны это была слабая попытка оправдать свое безрассудство.
– Ты внезапно стал очень набожным? Ничего подобного раньше за тобой не замечал.
Хотелось добавить в голос иронии, но получилось зло.
История Клаундстона интересна. Лет полтораста назад, как и сейчас, он был центром провинции Финдлауст. Затем, в результате неудачной войны Ландаргия поубавилась в границах, потеряв и провинцию и Клаундстон. Тогда-то он и получил независимость. В результате новой войны все вернулось на круги своя, но вольнолюбивые настроения среди части жителей сильны в нем до сих пор. Чему рьяно способствуют эмиссары короля Нимберланга. В последнее время Дом Благочестия угодил под их влияние, и едва ли не в открытую сеет смуту, понятия не имею, чем смогли его прельстить. И вдруг крупное пожертвование, да не от кого-нибудь, а от наместника ландаргского короля, в то время как порт невероятно важен в грядущей войне.
На Клауса я старался не смотреть. Говорят, взгляд у меня тяжелый, смягчить его улыбкой не получится, но взятую на себя миссию нужно было выполнить до конца.
– Шут бы с деньгами, их уже не вернуть, да и встретились мы не за тем, – как можно мягче сказал я. – В последнее время ты заметно изменился. Ту жизнь, которую сейчас ведешь, справедливо называют разгульной. Уверен, что господин сар Штраузен недоволен.
– Ты тоже получил от папы письмо? – если судить по искривившемуся лицу Клауса, его содержание доставило ему мало удовольствия.
– Нет, такой чести я не удостоился. Но несложно предположить, ведь наверняка твоему отцу сообщают о каждом твоем шаге.
– Отец! Ты хотя бы частично себе представляешь, какой он тиран?! Все свое детство я только и слышал – ты должен, ты обязан, тебе вменяется, не вздумай поступить иначе, какой бы мелочи это не касалось!
– Не представляю, но полностью уверен – он желает тебе только добра. Я тоже, и потому сижу здесь, и с тобой разговариваю.