Адъютант Бухарского эмира - стр. 31
Заметив презрительную усмешку, промелькнувшую на устах Саид-Ишан-баши, Ислам-бек запнулся, и явно упуская не меньше половины заготовленной для такого дела речи, поспешно закончил ее:
– Аллах призывает нас объединить свои усилия в борьбе с неверными под зеленым знаменем священной войны!
Вслед за этими его словами со всех сторон раздались льстивые возгласы одобрения и признательности. Омытый потоком лести, токсобо уже увереннее продолжал:
– Благодаря Аллаху и поддержке Его Высочества эмира Бухары, да будут долгими и радостными все годы его жизни, нам удалось захватить Гиссар. Неверные отступают, освобождая воинам ислама дорогу в Дюшамбе! Пройдет немного времени, и мы совместными усилиями освободим нашу многострадальную землю от власти неверных и голодранцев. Аллах акбар!
…Лично проследив, пока последний из гостей со своей охраной, вздымая клубы пыли, промчится через перевал, изгибающийся гигантским седлом в лучах заходящего солнца, Ислам-бек дал знак стоящему рядом нукеру, чтобы тот привел к нему посланника эмира.
Через несколько минут в юрту вошел Темир-бек. Пружинящей, легкой походкой он подошел к токсобо и в знак уважения к старшему, сложив руки на груди, поклонился.
Ислам-бек был искренне рад приезду своего приемного сына, но вида не показывал. Он только ободряюще похлопал его по плечу:
– Ну, дорогой мой Темир, я вижу, учеба и служба у эмира пошла тебе на пользу. Окреп. Возмужал. Научился говорить так, что слова твои словно бальзам врачуют души верных слуг ислама, зажигая их сердца и проясняя взор.
Разглядывая молодого свитского офицера, который за преданную службу эмиру уже успел получить чин караул-беги – капитана, бек невольно позавидовал его молодости и развернувшейся перед ним перспективе. В его возрасте он даже и не мечтал быть в свите эмира, в том высоком чине, который имел сейчас Темир-бек. Но это был его приемный сын. Он был рад за него и как названый отец, и как чиновник, который имел на него свои виды.
– Ты достиг больших высот, мой мальчик. Я слышал от верных людей, что ты пользуешься у эмира особым доверием.
– При дворе Его Высочества явно преувеличивают мои заслуги, – смущаясь пытливого взгляда своего благодетеля, сказал юноша.
– И потому, – не обращая внимания на его слова, продолжал Ислам-бек, – я хочу знать от тебя, мой дорогой сынок, все то, что задумал этот напыщенный осел, твой нынешний хозяин.
Заметив недоуменный и настороженный взгляд Темира, Ислам-бек добавил:
– Мы с тобой сейчас одни и будем называть все своими именами. Нечего нам друг перед другом изощряться в красноречии, славя этого беглеца-эмира, который, я думаю, неплохо устроился за границей и теперь нашими руками пытается загребать жар.
Главарь Гиссарского басмачества умолк, глядя в глаза Темир-беку, хмурил свои лохматые брови. Во взоре юноши он уловил и страх, и надежду. Кто для него эмир – чужой человек, а Ислам-бек, хоть и не родной, но отец. Да, они не одной крови, но тем не менее люди не чужие.
Положив руку на плечо юноши, бек привлек его к себе и горячо зашептал в самое ухо, словно опасаясь, что и у него во дворе могут быть глаза и уши эмира:
– Я много сделал для тебя, потому что ты мне дорог как родной сын. Тебе и только тебе достанется все то, чем я буду владеть. Пусть эта старая рухлядь – эмир – позабавится игрой в так называемое эмигрантское правительство. Пусть помогает мне оружием и людьми, думая, что нашел в моем лице преданного слугу. Пусть. Но как только зеленое знамя священной войны заполощется над дворцом эмира в Бухаре, я, с помощью Аллаха, стану единственным правителем этой благодатной земли и провозглашу свободную Исламскую республику. А этому жадному шакалу, – Ислам-бек махнул рукой в сторону афганской границы, – учитывая его былые заслуги, я назначу пожизненное содержание.