Адриан Моул: Годы прострации - стр. 15
Венди огляделась по сторонам, а затем, понизив голос и почти не шевеля губами, произнесла:
– Я не вправе говорить – конфиденциальность, защита базы данных и все такое, – но если вы высунете нос на улицу и глянете, кто там идет по Гиббет-лейн…
Я вышел и увидел старую миссис Льюис-Мастерс, поднимавшуюся в горку на ходунках. Тимбукту? Глядя на миссис Льюис-Мастерс, я ни за что бы не подумал, что она переписывается с кем-нибудь, кроме дальних родственников из глухой английской провинции, обмениваясь с ними образцами для вязания и сочувствуя мукам, которые они претерпевают, связываясь с банком через колл-центр в Калькутте.
Взвесив мою посылку, миссис Уэллбек добавила:
– Она пишет в Тимбукту раз в две недели, посылает открытки на Рождество и Пасху, а в начале июля поздравляет адресата с днем рождения.
Почта Мангольд-Парвы похожа на иллюстрацию к детской книжке Грейси, разве что мистер и миссис Уэллбек не белки, одетые по моде позапрошлого века. Каждый квадратный дюйм помещения занят полками со всякой продукцией, хотя, сдается, Уэллбеки давно оставили попытки разобраться в своих товарных запасах. Банки с фасолью соседствуют с пачками конвертов. Ручки и карандаши делят полку с консервами для кошек и собак. Поздравительные открытки свалены как попало в коробку из-под обуви: за «Счастливого первого дня рождения!» следует «Соболезнуем вашей недавней утрате».
Полки с канцтоварами заманивали меня роскошными блокнотами на спирали с девственно белой бумагой, черными линейками и полями, отчерченными красным. Меня влекло к ним, как других мужчин влечет к игрушкам для взрослых в сексшопах.
– Опять блокнот? – удивилась миссис Уэллбек. – Что вы с ними делаете, едите их?
– Ведь мистер Моул у нас писатель, – сказал мистер Уэллбек. В его голосе мне почудилась насмешка, словно он потешался про себя.
– Я тоже могла бы написать книгу, – заявила миссис Уэллбек. – На этой работе мы столько всего навидались и наслушались, вы не поверите.
Я считаю своим долгом не спускать людям вроде миссис Уэллбек пустое литературное бахвальство.
– Тогда почему бы вам не взяться за книгу? – спросил я.
– Взялась бы, будь у меня время, – взгрустнула миссис Уэллбек.
– Венди – блестящая писательница, – встрял ее муж. – Вся родня восхищается ее письмами.
– Но книга – несколько иное дело, верно? – гнул я свою линию. – Книге необходима композиция, сюжет, характеры.
– А в пунктуации ей просто нет равных, – продолжал Уэллбек. – Уж она точно знает, когда нужно поставить точку.
– Тогда вперед, пусть пишет книгу.
– Говорю же, у меня времени нет, – сказала Венди с неуместным, на мой взгляд, раздражением – ведь она беседовала с клиентом.
– Но почему? Что вы делаете в те часы, когда не работаете? – Меня искренне интересовал этот вопрос.
– Восемь из них я сплю, – ответила миссис Уэллбек.
– А остальные? – Я не мог остановиться, хотя и понимал, что, по сути, уличаю ее во вкусах и пристрастиях, неподобающих истинному творцу.
– Стряпаю, убираю, стираю, глажу, решаю судоку по одному в день, копаюсь в саду… – перечисляла Венди.
Но я-то знаю, что миссис Уэллбек – пылкая поклонница телесериалов. Я часто слыхал, как она по-свойски обсуждает персонажей из «Обитателей Ист-Энда», «Улицы Коронации» и «Эммердейла».
– А телевизор? – перебил я. – Разве он не отнимает у вас то время, которое вы могли бы использовать для творчества?