Адрастея, или Новый поход эпигонов - стр. 12
А в жизни матери всё происходило с точностью до наоборот. За тринадцать лет после развода ни выйти замуж, ни найти работу, которая бы нравилась или приносила неплохой доход, она не смогла. Казалось, будто судьба над ней просто насмехается, обращая в прах все далеко идущие планы.
Когда же в стране начались перемены и грянул экономический хаос, то Людочка с матерью впали чуть ли не в нищету, с трудом сводя концы с концами. Если бы не помощь отца, который время от времени подкидывал дочери немного денег, как он говорил, «на гостинцы», то Людочка вряд ли бы сумела после школы попасть в техникум и его окончить.
Учеба, правда, не принесла ей ничего, кроме синей книжицы диплома мастера по наладке оборудования. Распределение тогда уже отменили. Немного побездельничав и погуляв по летнему городу с подружками, Людочка наконец-то нашла работу. Вначале устроилась секретарем судьи в ближайший нарсуд: он был в пяти минутах ходьбы от дома, потому его и выбрала. Затем, через несколько лет, перешла на более высокооплачиваемую работу – в органы районной прокуратуры. Здесь помимо денег были хоть и небольшие, но всё же льготы на проезд и квартплату.
Хотя главное, что двигало Людочкой на самом деле, когда она перешла на новое место работы, – желание устроиться в учреждение, где много мужиков. Холостых или, на худой конец, разведенных, с которыми она могла бы кокетничать и заигрывать, присматривая себе подходящего парня на будущее.
Вообще это страшное слово «будущее» внушало ей безотчетный ужас. Ее молодое время – и Людочка это физически чувствовала – неизбежно убывало, оставляя на личике несмываемые морщины и морщинки, отвисшие щеки и мешки под глазами.
Иногда, особенно ночью, ее охватывало настоящее отчаяние. Так было страшно за себя и за ждущее ее одиночество. Она мучилась от отчаянного желания полюбить и того, что никак не могла это сделать. Так проходили одинокие зимние вечера, и год от года их становилось всё больше и больше.
«Через десяток лет… А что такое десять лет для меня? Если я до сих пор помню отчетливо и ясно, что чувствовала, когда меня в первый раз поцеловал мальчишка в пионерлагере? Мне было двенадцать. Стоял июльский теплый вечер. Ясно помню неумелое, жесткое прикосновение его губ… И вот – через десяток лет эти вечера сольются в один нескончаемый вечер жизни, полный скуки и невыносимой тоски по так и не случившейся любви», – приходила по ночам Людочка в отчаяние.
Жизнь Людочку и не била, но и не баловала особо. Учила чаще всего на примерах из жизни близких ей людей.
Вот, к слову сказать, любовь Юрки Баранова к инвалидке Свете. Этот случай просто не укладывался в голове ни у нее, ни у всех ее знакомых.
Юрка этот был из семьи дьякона. Тот служил где-то за кольцевой дорогой, так что дома часто не бывал, иногда по трое суток подряд. Матери у них – у Юрки и сестры, на полтора года его старше – не было. Умерла, когда мальчику было семь или восемь, точно Людочка не знала, да и не очень-то хотела знать.
Жить без присмотра родителей – особенно когда ты учишься в последнем классе школы и на пару дней остаешься в квартире без старших – большой соблазн для подростка в возрасте, когда у мальчиков пробуждается живейший интерес к женскому полу. Юрка был весьма настойчив в исследовании полового вопроса. Сестра его, как убедилась Людочка на себе, в этом деле не просто не мешала, а иногда и помогала, настойчиво-вкрадчиво советуя попробовать запретного плода, от которого еще не умерла ни одна женщина на свете. В итоге к выпускному вечеру Юрка переспал чуть ли не со всеми девушками в классе, двум из которых даже пришлось сделать аборт.