Адийоги. Источник Йоги - стр. 9
Тогда я решила (возможно, ошибочно), что большинство счастливых людей вокруг меня не очень-то интересны. Они были либо чрезмерно возбужденными, либо банально скучными. Я не доверяла ни тем, ни другим. Казалось, что первые пребывают в отчаянии, а вторые живут как послушные овцы.
В стихах есть паузы, подобные пробелам между словами на странице. В какой-то момент я нырнула в один из этих кратеров. И поняла, с чем приходится иметь дело алхимикам речи: они вынуждены сойти с колеи. Я начала открывать пустые, пугающие сферы самой себя, которые не могла определить словами.
Должен быть другой путь.
Всеядное штудирование философии больше не помогало. Я начала осознавать, что не могу жить полноценной жизнью, используя лишь одну часть своего мозга. Мне стало очевидно: нужен путь, который задействует не только фрагменты ума или сердца, но все мое существо, полностью. Если я не хочу жить раздробленной жизнью, нужно принять тот факт, что я заблудилась.
Так я стала искателем – осознанным искателем. Я могла продолжать обманывать себя, утверждая, будто учусь у жизни. Бо́льшую часть времени я старалась не совершать прежних ошибок, а все оставшееся время я их совершала. Я могла говорить себе, что я – резкая и оригинальная, но в действительности то и дело воспроизводить многолетние паттерны самозащиты.
Меня потянуло к людям, которые задавали вопросы и сталкивались с ужасами жизни, лишенной смысла. Эти люди ставили под сомнение то же, что и все мы, но им хватило безумия превратить свою жизнь в знак вопроса. Эти безумцы и бунтари были мистиками. И все они, похоже, уже умерли.
Участие в медитациях и программах самопомощи не поднимало мой дух. После них я чувствовала себя жалкой. Ведь я опустилась до того, что всегда презирала: искала ответов у стильных самопровозглашенных профессионалов, хотя раньше гордилась тем, что я – независимая индивидуальность, свободный искатель. И теперь, в свои тридцать с лишним лет, спрашиваю их о «смысле жизни»? Это было унизительно.
Но вопросы продолжали меня терзать. И постепенно прогрызли в жизни огромную дыру. Так что, когда я в 2004 году пришла на публичную лекцию человека по имени Садхгуру в Южном Мумбаи, я уже превратилась из убежденного дилетанта в побитого жизнью искателя. Я еще не была готова раствориться в самоотрицании, но хотела, чтобы меня удивили.
Садхгуру меня поразил: он был первым, в ком я увидела сочетание разумности и ощутимой радости. И, несмотря на все его знание, он не утратил способности удивляться. Это помогло усмирить сомнения, которые регулярно возникали относительно его общепризнанной самореализации.
Кроме того, его радость не была раздражающе монохромной. Он был способен как на мистическое откровение, так и на грубоватый здравый смысл. Он мог быть как мудрым взрослым, так и ребенком. Молчаливым и взрывным, глубоким и игривым, созерцательным и страстным. И я понимала, что все эти состояния друг друга не исключают. Его осведомленность о внутренней жизни казалась неисчерпаемой, а жажда знаний – безграничной. Он был единственным «просветленным», которого я когда-либо видела, и при этом не вел себя так, будто «достиг цели». Похоже, он знал внутренний мир от А до Я и при этом не был пресыщен. Подтверждением тому служили любознательность и живость, которые он привносил в каждый момент.