Adelante, Гончар, adelante - стр. 14
Глеб сел на ступеньки лестницы. Снял многострадальную туфлю и примерил правый ботинок. За ним – второй. Встал, попрыгал… Ботинки хоть и были грубыми, рабочими, но были не только впору соскучившемуся по нормальной обуви Глебу, но и добавляли необходимой тяжеловесности его походке.
– Спасибо! С меня причитается…
Корнеев, крепче пива ничего не употреблявший, казалось бы, даже не понял последней фразы.
В тягостном ожидании последующих трагедий Глеб встречал Новый год. Даже подготовка к празднику напоминала Глебу пир во время чумы. Ну если не чумы, то какой-то менее страшной, но тоже опасной эпидемии. Всем студентам хотелось забыть о сессии хотя бы на два-три дня. Причем отличникам и хорошистам это с легкостью удавалось.
Общага сдвигала столы и переносила стулья. В чрезмерных количествах запасалась водкой. Доставала присланные из дому разноцветные соленья и варенья. Сентиментальный парнишка из города Алексина приволок на радость девичеству потрепанную, но пахнущую лесом и праздником елку, наряженную впоследствии всем тем, что подвернулось под руку: мандаринами на веревочках, фонариками из цветной бумаги и дождиком из бумаги туалетной…
Еще по временам техникума Глеб знал всю программу предстоящего празднования. Проводить – в одиннадцать. И это еще не значит, что до самих проводов возбраняется выпить холодного пива. Поднять бокалы в двенадцать. Это понятно. С двенадцати до половины первого – как следует закусить, молча жуя, после – танцы. До утра, до упаду… С перерывами на возможные, но необязательные пьяные слезы дам и легкий мордобой, переходящий в объятия, – кавалеров. Какое-то удручающее отсутствие сюрпризов. И, к сожалению, даже подарков…
Тут дело такое – подарков ждут парни, у которых есть… конечно, уже не телки, но и не девушки тоже. Барышни… Дамы… Сударыни…
В общем, лучшим подарком Глебу была бы как раз… барышня, дама… Глебу могло бы взгрустнуться по этому поводу, но только в том случае, если бы в поле зрения был какой-то объект симпатии.
Объекта не было. Высокая и красивая октябрьская симпатия, перейдя в категорию бывших, почему-то утратила обаяние. Да и отмечала праздник где-то в другом месте.
Надеяться на чудо не приходилось.
В одиннадцать – проводили, хотя и до того уже пили теплый и густой портер, отхлебывая прямо из бутылок.
В полночь звенели бокалами, которых не хватило. Обделенные приспособили под фужеры чайные чашки. Выслушав поздравления президента, жевали, перекидываясь словечками, самое частое из которых было «передай». Главным блюдом стола в разнообразных ипостасях были огурцы. Соленые и маринованные, протертые с солью, уксусом, сахаром и укропом… Присланные из разных концов необъятной страны – от Ставрополя и Ростова до никому не известных заповедных городов Сибири.
С огурцами соперничало лечо.
Редким и желанным гостем застолья являлась колбаса.
И в отношении к бедности стола Глебу виделось различие между учениками туапсинского техникума и студентами вуза: если первые стеснялись бедности стола, то новоявленные студенты пытались шутить. «Бедность легче переносить тогда, когда она – объект насмешек», – думал Глеб.
Гости и хозяева – всего человек пятнадцать – поели и выпили еще. Стало жарко и весело. Кто-то – лучше поздно, чем никогда – раздобыл допотопную гирлянду на елку. Потушили основной свет, и стало уютно.