Адамантовый Ирмос, или Хроники онгона - стр. 31

И все же сны были сюжетными. Лялька здорово умела их разгадывать, но она вот уже пару месяцев как потерялась в Земле Спасителя. Археологи всего подлунного снова кинулись в Палестину, потому что кто-то где-то под уцелевшей стеной Иерусалимского Храма опять нашёл подлинные апостольские Евангелия на «подлинной финской бумаге прошлогоднего выпуска Коткинского писчебуммаша»… – так Никита подтрунивал над женой, однако она была совершенно индифферентна к подобным шпилькам. Более того, прослышав про новые археологические находки, тут же без лишних обсуждений кинулась на передовую.

Из редких её посланий по Интернету, Никита узнал, что действительно нашли рукописи, действительно древние и что… и что жена задержится ещё совсем на чуть-чуть. Это значит, месяца три-четыре придётся жить холостяком, смотреть разноцветные дурацкие сны и мечтать о возвращении Ляльки, как о чём-то небывалом, несбыточном.

Возвернётся археологиня до дому до хаты, ан мужа-то и нетути: устроился на Канатчикову дачу сказочником по совместительству, сны свои Никит-царевичьи медсёстрам наизусть рассказывать, коль на бумагу ничего путного не ложится. Но и Ляльку тоже понять можно было. Любой человек, если он личность, должен относиться к своему делу серьёзно.

Поначалу Никита пытался отвадить жену от археологической страсти. Возможно потому, что заявлялась она из экспедиций совсем в неадекватном состоянии: исхудавшая, облезлая, пыльная, с нездоровым стеклянным блеском в глазах.

Её приходилось неделями отмачивать, оттирать в ванной, откармливать любимым карпом по-китайски, которого Никита отлично мог приготовить. Но только-только оборванка начинала превращаться во вполне цивильную принцессу, звучал рог Судьбы, она срывалась на очередные раскопы, все усилия мужа – хвосту под кот.

Вероятно, Никиту мучил обычный мужской эгоизм: «Скорей отдай мой каменный топор и шкур моих набедренных не тронь, Молчи! не вижу я тебя в упор, сиди там и поддерживай огонь». Когда-то Высоцкий спел свою песню с подковыркой всем семейным, но и сам попал под тот же топор.

Никита любил Ляльку, а любовь никогда не подразумевает дрессуру, скорее наоборот, самопожертвование и жена отвечала ему тем же. А в ответ на бурчание по поводу многочисленных экспедиций отрезала:

– Я ведь не мешаю тебе заниматься любимой литературой!? Если место друга занял твой Ангел, то и к нему я пока что претензий не имею. Заметь, я никогда не отнимала лиру у твоей второй жены Мельпомены, или у писателей другая муза?

– Вообще-то Эрато.

– Пусть Эрато, – усмехнулась Лялька. – Только она тоже женщина, и отнимая тебя на какое-то время, лишает меня уверенности, что ты ещё рядом, что можешь вернуться, а не остаться там, в запредельном Зазеркалье вместе с Эратой. Кстати, я одна, а у Эрато восемь сестёр – запросто помогут заманить тебя в силки. Им ещё твой Ангел не откажется помочь. Реально?

Потом его жена подошла к полке с книгами, вытащила какую-то, принялась листать и, наконец, найдя нужное, прочитала мужу:

– Я тут интересовалась пифагорейской школой и обнаружила там высказывание самого Пифагора, касающееся тебя. «Ваше собственное существо, ваша душа, не представляет ли микрокосм, малую Вселенную? Она полна бурь и несогласий. И задача в том, чтобы осуществить в ней единство гармонии. Лишь тогда Бог проникнет в ваше сознание, лишь тогда вы разделите Его власть и создадите из вашей воли жертвенник очага, алтарь Весты,