Размер шрифта
-
+

Абсолютное Дао. Беседы о трактате Лао-цзы «Дао Де Цзин» - стр. 5

В течение девяноста лет он отказывался что-либо написать или сказать. Такова его позиция: истине невозможно научить. Как только вы говорите что-то об истине, она перестает быть истиной, попытка высказать ее превращает истину в ложь. Истине невозможно научить. Самое большее, что можно сделать, это указать направление. И этим указанием должно быть все ваше существо, вся ваша жизнь – но невозможно указать направление словами. Лао-цзы был против слов. Он был против языка.


Говорят, что по утрам он обычно выходил на прогулку и его часто сопровождал сосед. Прекрасно зная, что Лао-цзы не любит разговаривать, что он – человек абсолютной тишины, сосед всегда молчал. Не допускалось даже произносить слово «привет», не допускалось даже говорить о погоде. Сказать: «Какое прекрасное утро!» – было бы излишней болтовней. Лао-цзы совершал дальние прогулки, в несколько миль, и сосед шел за ним следом.

Так продолжалось много лет, но однажды у соседа гостил один знакомый, он тоже захотел пойти с ними, и сосед взял его с собой. Тот ничего не знал о Лао-цзы и о его привычках. Он чувствовал себя подавленным, потому что его друг ничего не говорил и этот Лао-цзы ничего не говорил, и он не мог понять, почему они молчат. Эта тишина была для него тягостной.

Если вы не умеете пребывать в тишине, она становится тягостной. Вы говорите не для того, чтобы общаться, – нет. Вы говорите, чтобы освободиться от того, что вам мешает. В действительности, общение через слова невозможно; все как раз наоборот – так вы можете избежать общения. Разговаривая, вы создаете вокруг себя оболочку из слов, и поэтому никто не может узнать о вашем истинном состоянии. Вы прикрываетесь словами.

Этот человек чувствовал смущение и дискомфорт; ему было неловко. Его распирало от желания что-нибудь сказать. Поэтому, когда солнце появилось над горизонтом, он произнес: «Какое восхитительное солнце, смотрите!.. Какой прекрасный восход! Какое чудесное утро!»

И это все, что он сказал. Но ему никто не ответил, потому что его друг знал, что Лао-цзы это не понравится. И уж, конечно, сам Лао-цзы ничего не сказал, ничего не ответил.

Когда они вернулись, Лао-цзы сказал соседу: «Завтра не приводи этого человека. Он болтун». А тот всего лишь произнес: «Какое восхитительное солнце! Какое чудесное утро!» Только это – за два или три часа прогулки. Но Лао-цзы сказал: «Больше не бери с собой этого болтуна. Он слишком много говорит и говорит без толку – ведь у меня тоже есть глаза, я и сам вижу, что солнце восходит, что оно прекрасно. Зачем об этом говорить?»


Лао-цзы жил в безмолвии. Он всегда избегал разговоров об истине, которой достиг, и всегда отвергал мысль о том, чтобы написать что-то для будущих поколений.

В возрасте девяноста лет он покинул своих учеников. Он попрощался с ними и сказал: «Теперь я ухожу в горы, в Гималаи. Я ухожу туда, чтобы приготовиться к смерти. Хорошо быть рядом с людьми, хорошо находиться в мире, пока ты жив, но когда приближается смерть, лучше оказаться в полном уединении, чтобы отправиться к изначальному источнику в абсолютном одиночестве, в абсолютной чистоте, не замутненной миром».

Ученики очень опечалились, но что они могли поделать? Они прошли с ним вместе несколько сотен миль, затем, наконец, Лао-цзы уговорил их вернуться. После этого, когда он уже один пересекал границу, его задержал стражник. Стражник тоже был его учеником. Он сказал: «Пока ты не напишешь книгу, я не позволю тебе перейти границу. Ты должен сделать это для человечества. Напиши книгу. Это твой долг, который ты обязан заплатить, иначе я не пропущу тебя». Так что в течение трех дней Лао-цзы сидел под арестом у собственного ученика.

Страница 5