Абандон 2 - стр. 8
– Местные, наверно, не сильно любят европейцев, да? – кивнул я с пониманием.
– Да как сказать, – Адриан вздохнул, – до недавнего времени возможность перебраться во Францию была социальным лифтом. Уезжали лучшие, самые умные и трудоспособные. Кому было поднимать страну? Ну и к разным европейцам отношение разное. Русских тут хорошо помнят ещё по временам Советского Союза. Тогда было сделано много полезного для народа.
– А французы? До сих пор воспринимаются как жители метрополии?
– Только с местными такие вопросы не обсуждайте, – улыбнулся Адриан, – но да. Так и было. Однако полной интеграции не было никогда. Я заметил, что многие люди, когда говорят о колониальной эпохе, думают, что страны были оккупированы веками. Однако на деле это далеко не так. Французское владычество в Гвинее продолжалось всего несколько десятилетий. Конечно, ни о какой полной культурной интеграции не могло быть и речи. Тем более, что различия никуда не девались.
Адриан взял с тарелки кусок мяса и начал жевать. Соня, покопавшись в коричневой жиже, всё же решилась попробовать её на вкус.
– А не так плохо! – сказала она, – чем-то напоминает гороховую кашу с картошкой. А как этот маниок выглядит, как сказать, в натуральном виде?
– Как картошка и выглядит, – ответил Адриан, когда прожевал мясо.
– И что, обязательно его было мять в пюре? – нахмурилась Соня, – кусочками интереснее было бы.
– Не едят его кусочками, – вздохнул гид.
– Это ещё почему? – спросила Соня.
– Смертельно опасно, – Адриан пожал плечами, – прежде, чем маниок будет пригоден в пищу, его надо мелко порезать или перетереть, после чего оставить на несколько часов на открытом воздухе, чтобы испарилась синильная кислота.
Мы с Соней переглянулись. Потом я не выдержал, засмеялся в голос.
– А ты отличный парень! – сказал я, – чувство юмора у тебя точно наше!
– Какой юмор? – Адриан удивлённо захлопал глазами.
Я осёкся.
– Насчёт синильной кислоты, – произнесла Соня, – ты ведь не серьёзно, да?
– Да это даже дети знают! – гид всплеснул руками, – без обработки маниок смертельно ядовит.
– Блин, я и не подозревал, что у гвинейцев так много общего с японцами, – заметил я.
– Общего? – Адриан снова посмотрел на меня растеряно и даже как-то затравленно.
– Ну, японцы едят рыбу фугу, – ответил я, – если её приготовить неправильно, можно отравиться насмерть. У них этому учатся специальные повара, много лет. Европейцы заказывают фугу, когда хотят испытать острые ощущения. Потому что кто-то периодически всё-таки травится.
– Ну, во-первых, маниок едят не только гвинейцы, а вообще вся Африка, – заметил гид, – а во-вторых не ради острых ощущений и не от хорошей жизни. Это не самая здоровая еда, даже после обработки. Но если бы не маниок – есть было бы совсем нечего. Понимаете? – он вздохнул и добавил: – я мечтаю, что когда-нибудь мы выберемся из этой задницы, где мы находимся сейчас. И сможем перейти на нормальную пищу, как европейцы.
Я отметил про себя это «мы». Хоть парень и представился «наполовину русским», но, похоже, он ощущает себя местным в гораздо большей степени.
– Это было бы справедливо, – дипломатично заметил я.
– Конечно! – горячо согласился Адриан, – когда полетим завтра, вы увидите, насколько наша страна богата. Тут есть уран, алюминий, золото… мы не уступаем Европе по древности культуры. Да что там: мы сами толком не знаем, что у нас на самом деле есть. Потому что изучать было некому.