А почему бы и нет - стр. 12
Была ещё одна очередь. Тоже всю ночь, мужики дежурили возле пекарни, чтобы утром, сразу из печи загрузить хлебушек на транспорт, привезти его в магазин, потом разгрузить и, гарантированно, в числе первых купить положенную им порцию. Рано или поздно, и мы со Славиком, сжимая в потных руках карточки, приближались к продавщице, которая с точностью до грамма, отвешивала нам нашу долю. Часто, или почти всегда, эта доля состояла из одного большого куска, и нескольких кусочков, разных размеров, словно пирамида, лежащих друг на друге. Как правило, верхние кусочки в пять-десять граммов тут же нами съедались, а более крупные – надёжно прятались в сумку. Не выспавшиеся, но довольные победой, мы возвращались домой, чтобы отдохнуть и приготовиться к завтрашнему дежурству. Так продолжалось почти каждый день, до тех пор, пока лето не заканчивалось, и погода уже не позволяла нам ночи проводить на улице.
Естественно, что никаких деликатесов или сладостей мы в детстве не пробовали, не видели и не знали об их существовании.
Жаркое, сухое лето сорок седьмого года запомнилось мне и наложило отпечаток на мою психику во всей последующей жизни. В один из ветреных, жарких дней загорелся соседний дом, и через несколько минут пламя бушевало сразу на ряде других домов. Наших родителей не было в то время дома, и мы со Славиком, впервые оказавшись в такой ситуации, не знали, что делать. Соседи, что смогли, выносили вещи на улицу. Мы ничего вынести не могли и только с ужасом наблюдали за страшным, всё пожирающим пламенем. Произошло какое-то чудо – ветер внезапно поменял направление, и дом наш уцелел среди кромешного ада.
Шёл сорок седьмой год. Несмотря на постоянное недоедание, мы, дети войны, были беззаботны и шаловливы. В животе опять всё время раздавалось голодное журчанье. Сначала я не понимал, почему мама стала поправляться при таком постоянном недоедании. И только потом кто-то из более смышленых друзей шёпотом сообщил мне:
– У тебя скоро появится братик или сестричка.
– Это о чём ты? – не сразу сообразив, что он говорит, спросил я его.
– Ты что, не видишь, у тебя мама беременная?
Я долго молчал, переваривая только что услышанную новость.
«Ах, вот в чём дело!» – наконец, я сообразил и побежал домой.
Я залетел в комнату и долго смотрел на маму, занимающуюся своими делами.
– Ты чего, сыночек? – спросила она удивлённо.
– Это правда?
– О чём ты?
–У нас будет братик?
– Правда, правда. Только вот я не знаю, братик или сестричка.
Я не был готов к такому повороту событий, к появлению в нашей семье ещё одного или одной…
– Когда? – задал я глупый вопрос, не зная от растерянности, что же ещё спросить.
Мама тихо, как-то по-особенному, нежно засмеялась, погладила меня по голове и ответила:
– Скоро, сыночек, скоро. Будет у нас малышка.
Я выбежал из комнаты и с глупым видом подошёл к своим, более осведомлённым друзьям.
– Ты чего такой размазанный? – спросил кто-то из них. – На тебе лица нет.
Не поняв от растерянности этих слов, я неуклюже потрогал свой нос и, убедившись в том, что моё лицо на месте, я «сморозил» ещё одну глупость:
– У меня есть лицо. А скоро у нас ещё будет брат.
Все засмеялись, начали трогать мои щёки, уши, лоб.
– Действительно, у него лицо. А мы думали, это картошка.
– Сам ты картошка, – огрызнулся я и толкнул остряка так сильно, что он неожиданно отлетел в крапиву.