990 000 евро - стр. 14

Потом она схватила со стола лак для ногтей и таки кинулась на меня, остервенело выкрикивая:

– Ща я тебе, уроду, на морде твоей костлявой все подробно нарисую. Надолго запомнишь, козлина!

Я успел поймать ее за руку, но кресло сильно накренилось, и мы оба упали на пол, причем она, зараза, оказалась сверху. Халатик призывно распахнулся, и я совершенно рефлекторно притянул ее за талию поближе к себе и поцеловал в грудь.

Николь опешила, и я, воспользовавшись замешательством вероятного противника, поцеловал ее в грудь еще несколько раз.

– Но-но, боец! Такой команды не было, – сказала она с притворной строгостью, однако совсем не сопротивляясь моим домогательствам.

В дверь постучали, потом еще раз, и Николь скривила лицо.

– Твою мать!.. Уходить отсюда надо, – сказала она с совершенно пацанскими интонациями, и я вдруг подумал, как приятно с ней было бы грабить банк.

Дверь в коридоре отворилась, потом к нам в гостиную сунулась любопытная мордашка горничной, тут же пискнула, убравшись назад, и мы услышали, как хлопнула дверь номера.

– Убирать приходили. Может, ты продлишь номер на вторые сутки? – ехидно поинтересовалась Николь, слезая с меня.

Тревога опять подняла меня на ноги – сейчас и впрямь накроют, суки. Денег нет, значит, в комендатуру сдадут, как пить дать.

Я поставил на место кресло и подошел к окну. С нашего второго этажа было видно широкий проспект, забитый машинами от края до края.

– Да что тут уходить – один раз прыгнуть! – объявил я, примериваясь, как ловчее встать на узком подоконнике.

Николь услышала это из спальни, где одевалась, но ее возмущение было так велико, что она полуголой вбежала в гостиную и принялась орать:

– Тебе, козлу, сливаться не привыкать! А мне, после такого прощания, прямая дорога на панель. В клубы дорожку закроют точно.

Ее красивое лицо сморщилось, и она стала похожа на мартышку из мультика про удава.

– Да будет тебе на жалость давить! Ты же корреспондент чего-то буржуйского? – вспомнил я.

Николь обреченно махнула рукой и ушла обратно в спальню.

– Я такой же корреспондент, как ты олигарх, – донеслось до меня оттуда горестное.

Окно я все-таки открыл, и на меня тут же дыхнуло перегретым дымным воздухом и напрочь оглушило уличным шумом. Май нынче выдался какой-то нереально жаркий.

– Ты что, всерьез решил сдристнуть, дрянь?! Закрой немедленно! – Она вернулась, добежала до окна, сама захлопнула его и стала передо мной, тяжело дыша.

Ее небрежно уложенные волосы совсем растрепались, тушь вокруг глаз смазалась, но зеленые глаза смотрели по-прежнему дерзко и вызывающе.

Я поправил на ней гусарский мундир, заметив, что позолота галунов и всяких прочих причиндалов там здорово пооблезла – одноразовый он, что ли? – и потянулся было поправить меховые трусики, но тут же получил по рукам.

– Не лапай, не купил, – сквозь зубы бросила Николь и с тоской посмотрела мимо меня куда-то в гостиную.

До меня донеслось смачное хрюканье, и я, даже не оборачиваясь, понял, что это Ганс проснулся, нашел тележку с завтраком и наворачивает там за обе свои небритые щеки.

– Михась, чего там встал, давай, дуй сюда. Здесь такая жратва нереальная! – пригласил он меня и снова начал хрюкать и причмокивать.

Николь повернула лицо ко мне и недоверчиво сощурилась:

– Тебя что, и вправду Михаилом зовут? Смешно. А фамилия у тебя какая?