90 миль до рая - стр. 29
Вместе с диссидентами, самых ретивых из них по такому случаю даже выпустили из психушек, Кастро посадил на баржи тысячи уголовников, которых устал кормить в своих тюрьмах.
Иммиграционные власти США схватились за голову, но было уже поздно. Дикая приливная волна с отбросами наводнила улицы курортного Майами, пополнив ряды попрошаек и маргиналов и одновременно уличные банды, корпорации убийц и синдикаты наркоторговцев. Лишь братья Кастро смогли бы держать кубинских гангстеров в ежовых рукавицах.
Майами для амбициозных бандитов кубинского происхождения в большинстве случаев стал либо небом в клетку, но уже в американской тюрьме, либо некрополем. Были и исключения. Для некоторых Майами поначалу превратился в трамплин к стремительному восхождению на высшие ступени гангстерской иерархии и только после этого стал некрополем. Именно поэтому подобные повороты и хитросплетения в судьбах уголовников уместнее назвать правилом без исключений. Финал здесь всегда ожидаем и прогнозируем, как конец голливудского блокбастера «Лицо со шрамом» с Пачино в роли кубинского наркобарона Тони Монтана, не осознавшего под воздействием кокаина собственную смертность даже после отправки в мир иной.
В итоге сенаторам и конгрессменам, лоббирующим интересы утерявших собственность на Кубе олигархов и латифундистов, так и не удалось насолить Кастро. И тогда со скрипом объявили временное перемирие, увеличив визовую квоту. Количество нелегальных челноков сократилось. Но до поры до времени. Мира между социалистической Кубой и столпом свободного мира – Соединенными Штатами – не могло быть по определению.
Блокада не закончилась. Поколения кубинцев сменяли друг друга в условиях непрекращающегося эмбарго. Многолетние экономические санкции закаляли народ, воспитывали в людях рачительность и экономность, но одновременно они рождали и новых авантюристов, готовых поживиться за счет всеобщего дефицита. Ласаро Мунеро Гарсиа был из их числа. Его «бизнес-проект» с точки зрения воплощения в жизнь не показался бы утопией ни здравствующим жителям фешенебельного Майами, ни дожидающимся запрещенного трансфера во Флориду гражданам Кубы, уставшим от соцреализма.
Надо отметить, что десятилетия противостояния с могучей сверхдержавой укрепили Фиделя в тезисе Ленина о возможности победы социалистической революции в отдельно взятой стране. Его поколебленный развалом Страны Советов дух укрепился в конце девяностых приобретением нового союзника в лице грозного Чавеса. А значит, война продолжалась.
Американцы испытывали эйфорию после разрушения второй сверхдержавы, чувствовали полную безнаказанность, а значит, недооценивали своих врагов. Да, они научились свергать неугодные режимы не только силой прямой интервенции, но и с помощью разноцветных революций. Но они не учли, что Фидель со временем научился адаптироваться ко все новым и новым изменениям политического ландшафта. Для кубинской революции любая неолиберальная революция являлась контрреволюцией, а как поступать с «контрой», на Кубе знали со времен разгрома наймитов, диверсантов и бандитов на Плая Хирон и в горах Эскамбрая…
…Ласаро смерил Иослайне гневным взглядом, пробормотав под воздействием очередной порции рома:
– Говоришь, ты член Комитета? Я тоже член…
– Я в этом не сомневаюсь, – усмехнулась девушка. Краем глаза она заметила приближающегося придурка в оливковом берете с красной звездочкой, с усиками и бородкой а-ля Че Гевара. В конкурсе двойников даже в заштатном городишке у него не было бы шансов. Но здесь, в пьяном угаре «Ла румбы», его легко идентифицировали с героем.