9 дней - стр. 3
– Тут такое дело, – громко сказал Худой, подавшись окну. – С этой машиной уже ничего никому не надо доказывать. Уже можно уступать и пропускать.
Мужик шевельнул бровью, скупо усмехнулся, поднял стекло и пропустил Худого на съезд.
В ритуальном зале крематория постамент обступили Никон, Бравик, Милютин с женой Юлей, Гена, Владик, Рита, Ольга с родителями. Никон огляделся, узнал Петю Приза из «Большого города», Скальского из «Монитора», Штейнберга из Минпечати. Наособь от остальных стояли пятеро мужчин и две женщины с гвоздиками. Гена шепнул Бравику, что это одноклассники. Было еще человек десять с курса и три приятеля Гариваса по шхельдинскому альплагерю. Никон вдруг понял, что в зале нет Шевелева.
«Черт, – подумал он, – мы ж не позвонили… Все, он не простит».
Полированный гроб был закрыт крышкой, так решил Никон.
«Гроб пусть будет закрыт, – сказал он накануне похоронному агенту. – Там ожоги, гематомы, нос сломан, это никаким гримом не замазать».
«Какой гроб будете заказывать? – спросил агент. – Я так понимаю, что сырую сосну с кумачовой обивкой вы не захотите». Он оказался славным человеком, этот агент, и читал «Время и мир»; когда услышал фамилию покойного, потрясенно ткнул кулаком в лоб.
Строгая крематорская дама скорбно заговорила:
– Друзья, сегодня мы прощаемся с Владимиром Петровичем Гаривасом. Трагедия вырвала из жизни яркого и талантливого человека. Владимир Петрович получил врачебное образование, но оставил медицину и стал высокопрофессиональным журналистом. Он создал и возглавил об щественно-политический журнал «Время и мир» и в течение семнадцати лет бессменно был его главным редактором. Профессиональная деятельность Владимира Гариваса была отмечена признанием коллег и читателей…
– Зачем все это? – угрюмо сказал Никон.
– Потерпи, это ненадолго, – не оборачиваясь, ответил Бравик.
Никон мягко отстранил Бравика и прошел к постаменту.
– Вы извините, пожалуйста, – сказал он даме. – Разрешите.
Дама растерянно отошла, Никон помолчал, потом сказал:
– Спасибо всем, что приехали. Поминки будут у Сергеевых. Проходите, пожалуйста, прощайтесь.
Он шагнул к гробу и ладонью неловко огладил крышку.
На кухне Сергеевых Марина и Юля Милютина резали буженину и сыр. Из комнаты слышались голоса, шум передвигаемых стульев. Гена с Никоном курили у окна.
– Где Бравик с Лободой? – спросил Никон.
– Скоро подъедут. Им на работу надо было. К шести будут.
– Мне в какой-то момент показалось, что Ольга не поедет.
– Почему?
– Ну, так… Сразу пошла к машине, ни с кем не попрощалась.
– Да, она не хотела. Ее Маринка уговорила.
– Ольге сейчас хуже, чем нам.
– Поди разбери, кому сейчас хуже.
– Ты прикинь: мы-то все вместе. А она одна.
– Вот раз так, то будь с ней потеплее.
– Да, конечно…
Никон бросил окурок в окно.
– Чего мусоришь? – недовольно сказал Гена. – Пепельницы нет?
– Они когда разводились – я ж крайний был.
– Там все крайние были.
– Вы про что? – спросила Марина и подала Юле две плошки с маринованными белыми грибами.
– Это они про Вовкин развод, – сказала Юля и понесла грибы в комнату.
– И Вовка был кругом виноват, и мы тоже, одна Ольга в белой кисее, – сказал Никон.
– Иди налей ей, – сказала Марина.
– Я? – Никон моргнул. – А чего налить?
– Кефиру, – сказала Марина. – Иди, посиди с ней. Просто посиди, поговори.