730 дней в сапогах. «Служи по Уставу, завоюешь честь и славу!» - стр. 15
– Отставить, мать вашу! Разойдись! – дикий вопль капитана прервал «приятную пробежку» курсантов.
Подчиняясь команде, строй рассыпался в разные стороны. Солдаты в изнеможении повалились кто куда.
В месте, где только что споткнулся Лёха, распластавшись на животе, лежал Дюдюсь в запылённой и мокрой насквозь хэбушке.
Командиры подбежали к нему, перевернули бойца на спину. Глаза солдата были сомкнуты, бледное лицо приобрело синюшно-землистый оттенок.
– Кажись, не дышит, товарищ капитан!
– Отставить панику, сержант! – озверел ротный. – Щупай пульс!
– А вы, бараны, снимите противогазы! – крикнул он курсам. – Отставить газы, говорю!
Присев на корточки, стараясь не испачкать отглаженную хэбушку, Шутько попеременно ощупывал тонкие запястья Дюдюся.
– Бегом в санчасть, товарищ сержант!
Шутько поднялся на ноги, захлопал глазами. Он что, тут самый молодой?
– Бегом, товарищ сержант! – повторил ротный и тихо добавил: – никто из курсов не знает, где санчасть. Побежать мне?
– Никак нет, то есть: «Есть»! – совсем запутался Шутько. Чтобы не напороть косяков, он развернулся, и ноги в руки до части!
Капитан влепил пару пощёчин Дюдюсю.
Глаза бойца на миг открылись.
– Строиться! – скомандовал капитан. – Рядовой Тальянкин, остаётесь с пострадавшим от вражеского налёта! – остроумие вернулось к ротному.
– Рота! Строевы-ым, марш!
До полигона оставалось немногим больше километра.
Лёха присел рядом с Дюдюсём, закурил. Кто-то должен был прервать эту безумную гонку, устало подумал он, сбрасывая сапоги.
Долго отдыхать не пришлось. Поднимая плотные столбы пыли, примчался армейский «уазик»…
– Травматический разрыв селезёнки, – сказал равнодушный майор медицинской службы. – Нужна операция.
– Живой-то останется? – поинтересовался Лёха.
– Передай капитану, вернём целёхонького, как девочку! – ухмыльнулся начмед.
Вот оно как! А Лёха-то подумал, служба для Дюдюся закончилась.
Но служба не собиралась заканчиваться, наоборот, тотчас напомнила о себе. За отсутствие на полигоне рядовому Тальянкину старшина влепил пару нарядов вне очереди.
Никуда не исчезла и строевая подготовка. На обед и обратно рота шла строевым шагом, самозабвенно горланя песню.
– Броня крепка, и танки наши быстры!
Отбившись за сорок пять секунд с восьмой попытки, солдаты обменялись с командиром пожеланиями.
– Спокойной ночи, товарищи курсанты!
– Спокойной ночи, товарищ сержант!
– День прошёл!
– И х. й с ним!
И опять строевая подготовка!
– Напра-во!
А теперь весело и непонятно:
– Строевы-ым, марш!
И закачались двухъярусные кровати.
– Отставить! – улыбнулся Шутько. На сегодняшний день хватит, решил он. Сержанта ожидала ещё куча дел…
ЛЁХА ТАЛЬЯНКИН – ИЗМЕННИК РОДИНЫ
Никакому Государству нельзя оставлять военную мощь без контроля. Для того и существует Особый отдел.
Армия представляет собой сжатую модель общества, поэтому офицеров в Особом отделе немного. На огромный учебный полк их всего двое. Старший лейтенант Холодков и капитан Белоярский.
Для кадровых офицеров оба – штабные крысы. Особистам неведома служба в нарядах и ненормированный рабочий день.
На самом деле офицерам особого отдела отдыхать некогда. Они обязаны везде и всюду быть бдительными. На полигонах, у прокопченных полевых кухонь командно-штабных учений, в отдалённых и центральных гарнизонах, во время штабных совещаний и перекуров. Куда бы ни направила судьба военных контрразведчиков, им нужно держать ухо востро, включая супружескую постель. Только при таком подходе и служебном рвении возможен карьерный рост офицера Особого отдела.