68 дней - стр. 15
– Пойдём вечером, погуляем. Я зайду за тобой в семь.
– Макс, прости, но у меня проблема, рука заболела. Наверное, надо бы в поликлинику сходить.
– Какие проблемы? Сходим вместе.
Районная поликлиника находилась в самом центре, на улице Ленина, на первом этаже большого и старого серого здания. Узкие коридоры, лесенки, множество поворотов, как в лабиринте. Разделись в гардеробе, добрались до кабинета хирурга, заняли очередь. На стульях перед дверью кабинета сидели люди в гипсе, с костылями, с повязками на головах. На Лину смотрели искоса и с недоумением: она-то что забыла в этом кабинете? Пока ждали, Макс рассказывал что-то, но Лина слушала в полуха, сосредоточившись на том, что ждало её за массивной белой дверью. Воображение рисовало картины, одна страшней другой. Умная Лина успокаивала: "Подумаешь, палец! Фигня. Главное, чтобы доктор не углядел, сколько мусора в твоей дурной башке накопилось. А то пропишет тебе ампутацию, как пить дать. Интересно, гильотины в районных поликлиниках используются?.."
Лина зашла в кабинет. Всё произошло быстро: укол новокаина, разрез скальпелем, резинка в ране, повязка. Вышла из кабинета с рукой на перевязи, как хирургическая пациентка "в законе". Народ с недоумением воззрился на повязку, один из загипсованных со смехом сказал: "Надо же, только что красавица целая была, зашла полечиться – стала раненая". Макс недобро зыркнул на балагура, бережно взял Лину под руку и повёл в гардероб, помог надеть шубку. Всю обратную дорогу он старался отвлечь и развеселить поникшую девушку, с чувством цитировал Гешу из "Бриллиантовой руки": "Лина, береги руку!" Пришлось сократить прогулку, пойти домой: местная анестезия отходила, развороченный палец сильно болел. Всю дорогу, превозмогая нарастающую боль, Лина старалась не смотреть на Макса. Когда не видно его глаз, кажется, что всё хорошо, всё в порядке, она действительно чувствует, как нравится ему, он хочет быть с ней. Милый, чуткий, заботливый. Мой.
Когда Лина, наконец, решается посмотреть на Макса, происходит что-то странное: взгляд её фокусируется на глазах, и всё вокруг расплывается, отодвигается куда-то на задний план, словно глаза его живут сами по себе. Они проникают внутрь, и кажется, что с Лины, как листья с одинокого дерева ветреной осенью, спадают покровы: сначала одежда, а после – и кожа, и плоть тают, оставляя под мягким голубым прицелом одну лишь пульсирующую суть, мятущуюся душу, переполненную обожанием. Столь яркое и сильное чувство обнажённости, беззащитности она не испытывала никогда. Лина плывёт, отдаваясь течению и растворяясь под изучающим взглядом, таким неумолимым и таким притягательным. Ей и неловко, и стыдно, и невыносимо сладко. Наваждение длится секунды, но кажется тягучей вечностью.
Опомнившись, она спрашивает себя: "Неужели мне это не снится? Неужели это происходит со мной?.." Он наклоняется, на мгновение касается губами её губ.
– Ну, ладно, пока!
– Пока! – отвечает Лина и не может заставить себя сделать шаг. Она стоит и смотрит, как Макс своей неповторимой уверенной походкой, упругими шагами удаляется от неё. Больше всего на свете Лина хочет броситься за ним, обхватить, прижаться к его спине и замереть. А потом… Он развернётся, схватит её за плечи и нетерпеливым поцелуем вопьётся в губы, его язык ворвётся в рот и… У Лины затряслись колени. "Ты ещё поползи за ним, жалкая курица! Где твоя гордость? Где достоинство? А ну, марш домой!" – Умная Лина иногда появлялась очень кстати. Девушка решительно развернулась и шагнула в подъезд.