56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585 - стр. 18
В чем был прав Сашка Петровский, мне не объясняют, зато объясняют, какого это хрена меня разбудили среди ночи, за час до начала смены.
– Берешь двух бойцов, дадим тебе еще и связиста с рацией, и вперед, милый, в разведку, проведешь рекогносцировку местности, установишь, есть ли необозначенные на карте тропы, обнаружишь огневые точки противника и обо всем доложишь по рации. Потом выберешь позицию по своему усмотрению и прикроешь утреннее выдвижение своей роты, а то нас посекут с пулеметов. Понял?
– А почему я? – угрюмо спрашиваю.
Такое задание мне совсем не улыбается. Можно так нарваться, что и «мама» сказать не успеешь, как на небеса отправишься. А я совсем не герой. Хочу увильнуть, вот и:
– Товарищ капитан, да как я в темноте-то тропы найду? А передать ориентиры как? Я ж топографию совсем не знаю, – жалобно бормочу я и решительно заканчиваю: – Боюсь подвести вас, не справиться.
– Не бойся, справишься, а не справишься, так хороших пинков от всего личного состава получишь, – утешает, щуря свои узкие очи, Эн и зловеще-ласково добавляет: – Понимаешь, солдат, верим мы тебе, знаем, что если придет беда, то не скажешь ты «духам», где советские офицеры НЗ прячут.
– А еще ты слова умные знаешь, – предельно серьезным тоном подкалывает ротный, – «рекогносцировка» и «топография», остальные-то все больше «на хер» да «за хер» говорят, – и сразу, резко повышая голос, не терпящим возражения командным рыком капитан Акосов приказал: – Все понял? Вот и вперед!
В хули не дули, а приказ есть приказ, был бы умнее, то дураком бы остался. Все горе не от ума, а от отсутствия надлежащего умения этот ум прятать. В нашу всенародно любимую игру надо чаще играть, в дурачка, под такую мать, надо играть в дурачка. Не умеешь в дурачка играть? Вот и прись в разведку…
– Нет, ну почему я опять? – возмущенно спрашиваю я пришедшего проводить меня взводного.
Собираю РД, снаряжаю дополнительные магазины и подвешиваю подсумки с гранатами на поясной ремень, настроение хуже некуда.
– Из первого отделения ты один в строю остался, – лениво позевывая, объясняет присевший на бруствер моего окопа Сашка и спрашивает: – А почему?
– Мне просто повезло, – угрюмо отвечаю я и прошу: – Слезь с бруствера, а то стрельнет идиот, убьют еще.
– При прочих равных условиях, – не прекращая разговор и не меняя тона, Петровский слез с бруствера и присел в окопе, – везение большую роль играет, раз повезло, глядишь – и второй раз повезет. – Улыбается и задушевно так замечает: – А если тебя все же хлопнут, то все меньше залетчиков в роте останется. Глядишь, и показатели у нас в политической подготовке лучше станут. А еще замполит из третьей роты с облегчением вздохнет, ты ж его на батальонном комсомольском собрании цитатами классиков чуть до истерики не довел.
– Ну, спасибо, Саша, удружил, – не глядя на взводного, тихо говорю я. – Жив останусь, водку тебе доставать больше не буду.
– Ты уж постарайся остаться-то, – усмехается малопьющий лейтенант Петровский. – Как же я без водки-то… пропаду ведь.
Иду расталкивать еще двоих, которых с собой наметил пригласить.
Прохожу мимо окопа, в нем, закутавшись в трофейный халат и свернувшись калачиком, сладко спит Муха, только губами чмокает, улыбается чему-то. Вид у него детский, беззащитный, не скажешь, что уже отслужил почти два года и имеет медаль «За отвагу». Этой осенью Мухе домой, совсем чуток до дембеля осталось. Спиной к нему Леха привалился, тоже сопит. Мы втроем давно дружим, почти с первого дня, как я в Афган попал.