500 лет назад – 3.2, или Постельничий - стр. 20

Здесь государь думал после прочтения минут пять. А потом спросил у постельничего:

–Тут… на словах было что?

–Почти ничего, государь – Еропкин виновато развел руками – не хотел старец об этом особо говорить, сказал, мол, в письме своем тебе главное указал… а когда говорил все же… Называет он обряды церковные почти все чуждыми нам, государь, а те вопросы, что на диспутах своих священники обсуждают – оторванными не только от дел мирских, которыми бы им заняться можно было, для улучшения жизни на Руси, но еще и переводом… как там у него… ресурсов, то есть добра всякого, на пустые бредни… Да раз бросил, этак вскользь, «от кого, мол, они сейчас-то такими крепкими монастыри свои ставят»… Уж извини…

Здесь можно было ожидать еще одной вспышки, но обошлось. Государь лишь покивал, скорее, своим мыслям, поскольку не стал даже никак комментировать такое (еретическое, считай) заявление старца, и они перешли к другим листам.

Позже, гораздо позже, уже тяжело больной государь, чувствуя скорый конец, все же показал настоятелю Варфоломею то самое письмо, на странной белой бумаге с голубыми полосками и разлохмаченным краем. Там были такие строки: «Могу сказать твердо, Государь, что за все эти пятьсот лет известной мне истории не было ни одного случая явления Бога, либо Чуда Его, или иного явного проявления Его воли во всем Мире. Те же чудеса, что за эти годы таковыми объявлялись, позже разоблачены были, как искусный обман либо подделка. Даже и сошествие Благодатного огня, не вслух и не напрямую, но было признано рукотворным делом, хоть и не открыто слуги Церкви в том признались. Более того, и католики, и протестанты, Христиане других толков, а также представители всех других известных мне религий, как Авраамических, так и на иных основах проповедующие во всем Мире, за эти же годы тоже ни одного случая явления своего божества либо воли его – не оглашали. От этого имелся разлад у почти всех религий с народами, охлаждение к Церквям, а еще, когда ученые мужи, изрядный опыт знаний своих о Мире накопив, стали заявлять, что не соответствует то, как Мир создан был и развивался затем, книгам Церквей (разных), и доказывали то наглядно для любого, Церкви с тем соглашались с изрядной задержкой, иногда даже на сотни лет, что тоже людей от них отвращало. Однако сами же те ученые мужи, в изысканиях своих, дошли до таких тонкостей, которые иначе как Божественной силой объяснить нельзя было. Оттого и склоняются многие в те времена, в кои я сам жил и чему сам видоком был, к тому, что Господь создал для нас Мир, и нас в нем по своему образу и подобию, дав нам его для жизни. Придет ли затем, спросит ли с нас? Того не ведаю, а только с этими знаниями мне на нынешние дрязги церковников смотреть больно, хоть и признаю и подтверждаю на основе опыта этих пятисот лет, что духовно окормлять и просвещать народы нужно». Понятно, что писал Ефим, но диктовал-то старец… А еще там было об отравлении боярами его будущей жены и сына… Они тогда, государь с настоятелем, будут очень откровенно беседовать, и основы своего (довольно резкого) изменения правитель Руси, оставшийся в истории как Василий III Грозный, поведет именно от того письма да от дальнейших откровений старца.

Но – это будет потом, а пока… Почти всю ближайшую седмицу Еропкин был, что называется, под рукой у государя, в каждую свободную минуту уточняющего у него по тому или иному листу новые подробности, вызвав целую волну противоречивых слухов у придворных – то ли ждет его в скором времени опала и ссылка, если не что похуже, то ли замыслил государь новое что, навроде Рязанского дела (о котором, конечно, все придворные знали побольше, чем простой народ)… На самом же деле, после первого прочтения всех переданных из Ливонии листов (и обсуждения с постельничим), князь Василий тут же перешел к обсуждению дел военных. И, если задумки самого князя Рязанского, в случае, если Москва не захочет вернуть себе часть Ливонии, были простыми – отбиться от Ордена, удержавшись в границах большого лесного массива и холмов, где они сейчас и сидят, то, в случае желания Москвы повоевать, все выходило чуть ли не наоборот – уже ливонцам придется дергать войска почти во все стороны. Да и подача совместных действий тогда, в изложении бывшего князя Рязанского, выглядела как искусная интрига, о чем государь (сам любитель подобного, чего уж там) и спросил постельничего – точно ли тот самый князь пишет это, которого они почти что обвели вокруг пальца, как дурачка какого, и лишь случай его спас?… Еропкин тогда, помявшись, ответил, что изменился все же князь Иван сильно, не по виду, а так. Видать, пришло время мудрости набраться, да и поспособствовал тому старец, конечно, потому как даже те из его рассказов, что он за короткое время слышал, полны мудрости, житейского опыта, а еще, если и верно, что он из тех времен, что на пять сот лет вперед, так он и вправду может знать про нынешние времена все… Князь Василий лишь кивнул, не став пока развивать эту тему в разговоре, но, похоже, задумался.