Размер шрифта
-
+

50 знаменитых звездных пар - стр. 66

Вечер не вечность. Промчится – как миг новогодний,
Снег, поискрившись, – сойдет, не оставив следа.
Знаю, что очень люблю, что люблю тебя очень – сегодня,
Завтра, быть может, не будет уже никогда.

МИХАИЛ И РАИСА ГОРБАЧЕВЫ


О частной жизни обитателей Кремля говорить в советские времена во всеуслышанье было не принято. Да и что могли мы знать о тех, кто находился за кремлевской стеной? Семья первого российского президента своей открытостью и стремлением к общению с массами нарушила эту традицию, чем немало удивила и вызвала к себе повышенный интерес не только у соотечественников, но и за рубежом.


Осенью 1999 г. Горбачев не бодрился. Не делал лица. Не клял судьбу. Не жалил по случаю политических противников. Он не прятал своего горя и не плакался в жилетку. И не гнал взашей журналистов. Возможно, они были для него в тот момент меньшим злом. Все они казались посланниками суетливого мира жизни, в котором не было места диагнозу «острая лейкемия». «Мы старомодные люди», – твердил Горби, переделавший современную карту Европы. И говорил о вере, надежде, любви. И бывалые репортеры все это формулировали, а строгие редакторы пропускали.

«Болезнь свалилась, как снег в июле», «Wie Schnee im Juli», «As snow in July», «Comme la neige» – передавали телеграфные агентства во все концы горестную горбачевскую фразу. О чем это? Как можно тратить на это ценные газетные площади? Но, тем не менее, тратили. И не было ничего проще, чем встретиться с Горби в отеле, где он остановился. Просто позвонить снизу. Просто набрать три цифры: 176. Набрать и услышать: «Слушаю, Горбачев».

«Могущественный человек. А ходит в джинсах. И так любит свою жену! Дай Бог, чтобы она выздоровела», – сформулировала общее настроение вокруг Горбачева девушка за гостиничной стойкой. Именно здесь, в германском Мюнстере, российские журналисты впервые столкнулись с феноменом, что Горбачевых любят и министры, и репортеры, и медицинские сестры, и продавцы мороженого. Все наблюдали Горбачева. Незаметно. Чтобы не побеспокоить. Быть может, поэтому Горбачева уехала умирать именно в Германию, туда, где любовь. Быть может, именно поэтому Горбачев разговаривал о любви с недоумевающими, но любящими его журналистами. Чтобы превратить любовь в строчки, в большое количество строчек. Возможно, он пытался создать из своей любви линию обороны на пути у смерти, отвлечь, заговорить смерть насмерть. Пресса выполнила этот последний наказ Горбачева…

Едва появившись на телеэкранах, Раиса вызвала стойкое любопытство у мужчин и острую неприязнь у женщин всего Советского Союза. Тогда казалось, что она слишком часто меняет наряды, слишком настойчиво «лезет в кадр» и слишком много говорит. Излишне четкого преподавательского выговора ей тоже не могли простить. После старчески-бесполых советских вождей все это было оглушительной новостью.

После отставки ее мужа оказалось, что планка русской первой леди была поднята ею чрезвычайно высоко: прошедшие безымянными жены премьеров не смогли заменить ее в общественном сознании. Когда стало известно, что она тяжело заболела, бюллетени о состоянии ее здоровья передавались всеми радиостанциями, и «Горбачев-фонд» оказался завален сочувственными письмами и телеграммами. Выяснилось, что под жгучей ненавистью, как это часто бывает, особенно в России, скрывалась такая же горячая и искренняя любовь. Говорят, что уже находясь в клинике в Германии, Раиса сокрушалась: «Неужели я должна была умереть, чтобы заслужить их любовь!» Элегантные костюмы Горбачевой вдруг перестали казаться вызовом общественному мнению, женщины устремились в политику и бизнес, а форосскую дачу президентской четы затмили особняки «новых русских»…

Страница 66