45. Выстрел в сердце - стр. 15
– Не смей! Открой глаза! Это я! Давид! Твой брат!
Я хватаю его за лицо, резко бью по щеке, а внутри всё уже стучит паникой: нет, чёрт, только не сейчас, не после того, как я только что вытащила эту чёртову пулю!
Тот второй держит его за плечи, встряхивает, что-то быстро шепчет, но я слышу только его дыхание. Слабое. Медленное. Как будто смерть уже поставила на него руку.
– Доктор…
Его губы едва двигаются. Я не уверена, то ли он позвал меня, то ли просто выдохнул.
Но он ещё жив.
Машина срывается с места, резкий толчок бросает меня в бок, воздух с силой выбивает из лёгких, но я не замечаю этого. Я не слышу визга шин, не чувствую, как меня кидает по сиденью, не вижу мелькающих за окном огней ночного города. Всё, что есть сейчас – это кровь на моих руках.
Густая, тёплая, она уже начала засыхать, превращаясь в липкую маслянистую корку. Пальцы дрожат, ладони вспухли от напряжения, ногти испачканы по самые лунки. Я разглядываю их, но это не мои руки. Это руки человека, который только что вытащил пулю из живого тела в темноте чужой машины.
– Давай быстрее, брат! Выжимай!
Голос Давида взрывается где-то рядом, резкий, глухой, полный напряжения. Я чувствую, как он наклоняется к тому, кого назвал Гией, чувствую, как машина ловит каждую кочку, но мне всё равно. Я сделала всё, что могла.
Гия ещё жив. Пока что.
Но я не знаю, насколько этого хватит.
Воздух внутри машины тяжёлый, наэлектризованный, в нём смешались металл, табак, виски и чужая агония. В висках шумит, сердце стучит неровно, сбито, но я не могу перестать смотреть на свои руки. Это не первая кровь, которую я вижу.
Но впервые эта кровь кажется мне моей.
Книга участвует в литмобе "Развод в 45"
Глава 6
Машина врезается в ночь, её фары разрывают мрак, но мне кажется, что этот мрак гуще, чем воздух. Он тянется к нам, он хочет забрать его. Кровь под моими пальцами ещё тёплая, но уже вязкая, и я понимаю, что теряю его. Секунды превращаются в смертельный отсчёт, и если я не сделаю что-то прямо сейчас – он не доживёт.
Я поднимаю голову, встречаюсь взглядом с Давидом – его лицо искажено, но он не паникует. Он злит меня этим, его ледяное самообладание, его контроль, но я знаю – это только снаружи. Внутри он такой же разъярённый зверь, как я, такой же готовый перегрызть горло этой ночи, если она попытается забрать Гию. И мне…если я его не спасу.
– Остановись у аптеки! – мой голос звучит резко, безапелляционно. Не прошу. Приказываю.
Давид щурится, его челюсть ходит ходуном, словно он удерживает поток ругательств.
– Нет времени!
– Если ты не достанешь антибиотики и нормальное обезболивающее – он сдохнет прямо здесь, у тебя на руках!
Он резко выдыхает, рвано, срывается на что-то по-грузински, резкое, злое, но командует водителю:
– Гачерде, dzalian stsrapad! (Остановись, быстро!)
Резкий поворот, тормоза визжат по асфальту, меня кидает вбок, но я не замечаю. Машина останавливается у круглосуточной аптеки.
Давид не задаёт вопросов. Не ждёт. Не раздумывает. Он выходит, захлопнув дверцу так, что дрожат стёкла. Я смотрю, как он уходит, его шаги твёрдые, решительные, злые.
Гия корчится в полусне, его лицо покрыто потом, губы двигаются, но звука нет.
– Держись… – я шепчу, не зная, слышит ли он. Автоматически глажу потные волосы. Передо мной человек. Ему больно, плохо… и он умирает.