4. Хашар. Беспощадная жестокость - стр. 47

– Да, гуай! – радостно выпалил тысячник, прекрасно поняв, что задумал полководец. Впереди их ждали развлечения танцующих пленниц и разрезание на куски дикого охотника. Они давно так не веселились. Воины будут рады.

Богдан не заметил, как заснул, прислонившись к колесу повозки. Состояние сытости давно не посещало его желудок, поэтому глаза сами закрылись и больше он уже ничего не помнил. Сон был невероятно красивым и приятным, однако память не сохранила подробности. Резкие толчки в плечо прервали его самым бесцеремонным образом. Несколько мгновений перед глазами плыли круги, а в ушах звучал голос однорукого Гэрэла.

– Эй, вставай! Давай! Пошли! Эй, эй, вставай! – он продолжал толкать, пока не увидел, что взгляд Богдана приобрёл осмысленное выражение. Однорукий трясся всем телом и выглядел взбудораженным, но не испуганным.

– Что?.. – постепенно приходя в себя, протянул Богдан. Нога затекла и неприятно онемела. Сон был таким сладким, что хотелось снова заснуть и будь что будет. Однако перекошенное от крика лицо с выпученными глазами не дало это сделать.

– Вставай! Быстрей! Будет весело! – Гэрэл подёргивался и даже подпрыгивал от нервного напряжения. – Субэдэй приказал! О-о! – это дитя степей с искорёженной судьбой не умело прятать свои чувства за стеной мудрости и осторожности. Юный монгол говорил всё, что думал, но думал он редко, поэтому чаще всего с языка срывались отдельные слова и немногосложные фразы. Однако в этой прямолинейности и бесхитростности для Богдана было одно преимущество – Гэрэл не умел лгать.

– О-о-ох… Не могу, как же не хочется вставать! – осознав, что впереди его ждёт что-то новое и наверняка не очень приятное, ответил Богдан. Он вытянул руки вперёд, потянулся, скривился, пытаясь выпрямить затёкшую ногу и изобразил на лице искреннюю растерянность. – Верёвка. Видишь? Руки болят, ноги болят. Идти не могу. Сильно связали. Я тебе говорил. А ты не ослабил. Теперь я не могу ходить. Тебя накажут, – он специально проверял, как отреагирует юноша. Верёвки действительно мешали. Но не так сильно. Надеяться на то, что их снимут, было глупо. Однако реакция Гэрэла помогла бы понять, что происходит.

– О-ох, – с таким разочарованием выдохнул тот, что Богдан с удивлением поднял брови. – Ай-ай-ай, накажут! Как же так! Гуай сказал… Ай-ай-ай… Надо идти.

– Подожди, что случилось? – попытался успокоить он юношу, но тот был безутешен. Бедняга стал причитать, что его убьют, разрежут на части, скормят шакалам и совершат ещё тысячу ужасных вещей. – Стой! – Богдан стукнул его пяткой по щиколотке, и Гэрэл шлёпнулся на зад. Лицо исказила гримаса боли. Видимо, ударился копчиком. Это было хорошо, потому что Гэрэл сразу отвлёкся от мыслей о наказании и перестал истерить. Поохав, однорукий наконец смог встать, но всё ещё корчился от боли.

– Субэдэй-гуай сказал, праздник будет. Женщины танцевать будут. Тебя сказал привести.

– Зачем? – этот короткий вопрос вызвал у Гэрэла такое искреннее недоумение, что он на мгновение замолчал и тупо уставился на Богдана, как будто тот был говорящим камнем.

– Как зачем? Весело будет. Тебя убивать будут. Всем хорошо будет. Завтра поход. Далеко-далеко. Воины уйдут. А сегодня радоваться будут.

Всё стало ясно, но самому Богдану это настроение не подняло. В этот момент подошёл десятник и спросил, почему они не идут. Гэрэл проскулил, что пленник не может идти из-за верёвок. Руки и ноги затекли. Совсем слабый. Видимо, этот воин не участвовал в сражении с туматами и не слышал о Богдане, поэтому он пренебрежительно фыркнул и, достав нож, быстро перерезал верёвки.