30 чашек кофе - стр. 11

— Состояние? Я хочу понять, о чём они. Все в среднем роде. Почти о молчании, почти об ощущении, почти о состоянии.

Она неопределённо похлопала ресницами.

— Про меня пятничного достаточно было банального «идиот», — он вздохнул и коротко рассмеялся. — Но это же ты, а значит, никаких банальностей. Прямо в душу заглянула про «невозможное сбывается»?

— В чужие не умею, прости. — Приложила руку к сердцу. — Самой так почувствовалось.

Сбоку раздался тихий шорох, Тая принесла счёт.

— Позволь сегодня рассчитаюсь я. — Настя перехватила кармашек с чеком и просительно добавила, глядя на его недовольное лицо, — хотя бы за себя.

Он покачал головой, проглатывая возражения.

[1] Р.Л. Стивенсон «Остров Сокровищ», гл.5

[2] «В поисках капитана Гранта», 1986, реж. С. Говорухин

7. 5. Мебель (19 мая)

Накануне Павел час перерывал интернет в поисках цитаты на утро. Его никто не просил, но самому хотелось до такой степени, что сон не шёл, пока не попалась та фраза, на которой перемкнуло и сразу стало спокойно. Цитаты превратились в их с Настей негласную традицию. Они задавали тему, объединяли и словно подначивали узнать что-то новое. Девушка прямо дала ему понять, что их интерес друг к другу взаимен, но она хочет двигаться постепенно. При всём уважении к её позиции запрет на намёки и подталкивания в желаемом ему направлении наложен не был. Как тут переключиться и не думать о той, кто задаёт такие задачки?! Бездействие было не в его характере, как и напористое давление. Главное — постараться не переборщить ни с первым, ни со вторым, решил он для себя.

— Вчера ты появилась в дожде, а ушла, подарив мне свою рифмованную радугу, — начал он вместо приветствия.

— И? — Она остановилась возле табурета, глядя на Павла в упор.

— И раззадорила меня на подбор какого-нибудь изречения. Они всплывают при каждой нашей встрече. Настя, — он выдержал её взгляд, впервые называя по имени, — мне кажется, афоризмы нас сближают.

— Ты подготовил интеллектуальную ловушку? — она спросила с подозрением, а глаза загорелись.

— В которую угодил сам. Начал искать про единение, наткнулся про мысли о женщинах, подумал о тебе — и непостижимым образом появилась радуга.

Павел нетерпеливо сделал ей знак, прося сесть.

— Имя Дени Дидро[1] тебе знакомо?

Она кивнула.

— Французский философ. Больше сейчас ничего о нём не скажу.

— Я теперь знаю его чуточку больше и в разы лучше понимаю.

— Не томи! — Настя даже голос повысила.

Павел улыбнулся и произнес по памяти:

— «Когда хочешь писать о женщине, обмакни перо в радугу и стряхни пыль с крыльев бабочки».

— Красиво. — Она помедлила. — Дидро, наверное, был влюблён, когда написал эти слова.

— Художник прозы? — Он провоцировал, проводя словесную параллель с самим собой, ведь так назвала его Настя.

— Однозначно. — Она улыбнулась.

— Влюблённый художник прозы, — растягивая слова, Павел шагнул на границу приятельского и личного.

— Любовь толкает на поступки, влюблённость — на поэзию и остроту восприятия, — Настя ушла на более общую территорию, оглянулась на кассу и спросила как ни в чём не бывало:

— Как думаешь, местные специально придерживают для нас эту стойку?

— Конечно. — Павел наклонился в её сторону. — Я с ними договорился.

Она фыркнула.

— О, всемогущий господин!

— Скажи, вот вроде ты на виду у всех, — он указал на вид из окна, — выше других столиков внутри и как на витрине снаружи, но…