24 причины для счастья - стр. 22
Сучонок.
— Нет, — ровно сказала она. — Мне хочется посмотреть, как ты решаешь это задание.
— Так бы и сказали, что хотите на меня посмотреть, — ухмыльнулся он, и по классу побежали мерзкие сдавленные смешки. — Вот, пожалуйста! Любуйтесь!
Слуцкий поднялся из-за парты и нарочито расправил и без того широкие плечи. Рослый, наглый, по непонятной причине уверенный в том, что имеет право вот так с ней разговаривать. Красуется перед девчонками — это понятно, но почему за ее счет?
— Нечем тут любоваться, — сухо сказала она. — Хамство всегда выглядит отвратительно. Я всего лишь попросила тебя решить это задание. Если ты не знаешь, как это делать, можно просто об этом сказать, а не устраивать тут цирк.
— Я знаю, — резко ответил он и, набычившись, пошел к доске.
Она внимательно наблюдала, как крошится мел в длинных пальцах, как зеленое полотно доски покрывается белыми закорючками.
— Неверно, — наконец уронила она. — Ты не прав.
— Прав!
— Это даже забавно. Ты что, будешь со мной спорить?
— Буду!
И, не обращая внимания на язвительные комментарии одноклассников, Слуцкий яростно дописывал решение.
— Очень самонадеянно, — с удовольствием проговорила она, чувствуя себя отомщенной. — Знаешь, Слуцкий, ты можешь больше не ходить на мои уроки. Зачем тебе? Ты ведь уверен, что сам все знаешь, причем гораздо лучше меня. Так что тебе я ничего не скажу, а вот классу объясню. Ребята, смотрите, здесь надо было…
И вдруг она еще раз, будто заново, увидела целиком написанное на доске решение, возле которого хмурился и перетаптывался с ноги на ногу Слуцкий, и с ужасом поняла, что он… прав. Да, это нетипичный способ, да, она объясняла это иначе, но он прав.
И совесть не позволила ей это скрыть. А потом, когда за одиннадцатым классом захлопнулась дверь, она повернула ключ в замке и немного поплакала, вспоминая обидный смех ребят и торжествующую улыбку Слуцкого.
«А вы хорошо учились в своем университете, Алена Сергеевна? А то, знаете, вопросики возникают».
Она вытерла слезы, выпила чаю с принесенными из дома бутербродами, немного успокоилась и взялась за тетради. Вечером их дочка не даст проверить, а если работать по ночам, то организм очень быстро кончится. Знает — проходила уже такое.
В четыре она наконец закончила и потянулась, расправляя уставшие плечи. Еще чашку чая, чтобы согреться, и можно идти домой.
— Ален, а ты чего еще тут? — узкое личико Оли, вернее, Ольги Ильиничны, просунулось во внезапно открывшуюся дверь. — Все уже собрались. Идем!
— Куда?
— Как это куда? На педсовет.
— Он же завтра, — растерянно проговорила она и, пока произносила это, уже понимала: нет, и правда сегодня. Переносили же из-за новогодней дискотеки. А она совсем забыла.
Педсовет длился два часа, и, еле вырвавшись оттуда, она скорее побежала за дочкой. Полинка ужасно не любила оставаться последней в группе. Плакала. Говорила, что мама ее не любит, раз так долго не забирает.
В группу она ворвалась вся в мыле и с облегчением увидела, что, кроме Поли, там был еще Егорка. Обошлось.
Обняла дочку, улыбнулась ее радостным глазкам и внимательно слушала поток новостей про сегодняшний день, только иногда терпеливо напоминая о том, что надо не только говорить, но и одеваться.
Из садика они вышли в чернильную темноту зимнего вечера, разбавленную желтыми пятнами фонарей. Воздух был свежим, хрустящим, приятно морозным. Им хорошо дышалось, и она с удовольствием предвкушала неторопливую прогулку до дома, тихий ужин на двоих и традиционное вечернее чтение «Незнайки», когда Поля уютно свернется у ее бока калачиком и будет внимательно слушать.