221b. Холмс и инопланетянин. Рассказы - стр. 6
Утром, уже в гостинице, друзья сидели за завтраком или «маленьким обедом», как говорят французы. Ватсон высказал удивление, что персонал гостиницы не говорит по-английски. На что Холмс ответил:
– Удивляться тут нечему. Столетняя война прочно заложила у французов неприятие англичан и наоборот. Даже в галерее Мадам Тюссо, единственная восковая фигура, которая доступна для осмотра без билета, это Наполеон. Вы, наверное, обратили внимание, что он стоит у входа в кассовый зал и скорбно смотрит на макет битвы при Ватерлоо.
Кроме того, французский язык очень музыкальный, и это находит отражение в восприятии других языков. На французское ухо английский язык действует так же, как на ваше ухо скрип гвоздя по стеклу. Поэтому, если хотите расположить человека к себе, то говорите по-французски. А когда не знаете, как что-то сказать, спросите у меня. Подскажу потихоньку. Только не называйте официанта «гарсон». Вообще-то, это слово означает «мальчик» и кого-нибудь может обидеть. Советую попробовать мягкий козий сыр. Это вкусно.
После завтрака Ватсон выразил желание сразу идти в музей, но Холмс возразил, что спешить не следует, так как это повредит главной цели поездки – понять, какое впечатление производит картина на посетителей.
– В запросе министерства речь идёт о тех людях, которые видят её впервые. Поэтому, по возможности, самим надо стать такими, вжиться в образ, для чего лучше сначала познакомиться с историческими местами города, прочувствовать его особенности, поговорить с горожанами. Это ведь уникальный город. Пожалуй, он единственный в мире, где не было разрушительных событий вроде осад, пожаров, наводнений или неуёмной страсти властей к перестройкам как в Париже, например. Поэтому и римские сооружения, и средневековые дома сохранились очень хорошо. Расслабьтесь, дорогой друг, нас не преследует Мориарти.
Три дня друзья неспешно бродили по римскому форуму, средневековым улочкам и набережной Роны. В кафе беседовали с горожанами. Собственно, беседовал Холмс, а Ватсон обычно сидел, греясь на солнышке, дегустировал какой-нибудь деликатес и наслаждался покоем. Холмса особенно интересовало отношение собеседников к преступлениям, о которых сообщалось в газетах. Мнения о преступниках разнились от «Стрелять их надо без разбора» до «Не суди да не судим будешь». Наиболее содержательной стала беседа с профессором Лярошем, преподававшим историю в Университете.
На замечание Холмса о том, что лионская тюрьма является самой большой в стране, месье Лярош разразился целой речью. Он сказал, что город основан на заре нашей эры отставными римскими солдатами, которые заработали пенсии и хотели прожить остаток жизни в покое. За полтора тысячелетия люди мало изменились, потому и тюрьма большая. Использование труда рабов плавно перешло в эксплуатацию людей аристократами-латифундистами, сделавшими свободных подданных короля своими вассалами. Контроль над душами всегда был у церкви, но когда на смену разным Богам пришёл единый христианский Бог, то лик его был суровым! Орден иезуитов «К вящей славе Божьей!» оправдывал присвоение церковью собственности. Пылали костры инквизиции. Что делать, если голод и неурожай – сжечь ведьму! Просто и быстро. Посланники Папы бойко торговали индульгенциями. Плати и покупай отпущение грехов: за 5 реалов прощается убийство обычного человека, за 10 – убийство родителей, самый тяжкий грех тянул на 15 реалов – убийство священника. Гугеноты уходили в Швейцарию к протестантам. Паства приходов редела с каждым днём… На такой ноте беседа с месье Ларошем прервалась, так как он спешил в Университет на лекцию.